До въезда на магистраль молчали. На магистрали он ощутил, что она наконец расслабилась. Последние остатки напряжения растаяли, как дым.
– Это было поистине изумительно, -сказала она. – В нем оказалась такаясила.
Джон улыбнулся, вспоминая свой экстаз. Несмотря на долгую практику, само убийство никогда его не радовало – и уж тем более не возбуждало, в отличие от Мириам.
– У тебя все прошло нормально, надеюсь?
Это прозвучало как вопрос, а не утверждение.
– Как всегда.
Она рассматривала его широко раскрытыми – как у куклы – глазами.
– Это было очень здорово. Он решил, что девушка хочет его трахнуть. – Она хихикнула. – Наверное, он и умер в экстазе. – Она потянулась в блаженной, сытой истоме. – Как умерла Кей?
Ее вопрос показался ему своего рода поощрением к откровенности. Ей, вероятно, хотелось узнать подробности, но он предпочел бы забыть свой отвратительный поступок и сосредоточиться на восторге, который был наградой за него.
– Мне пришлось воспользоваться хлороформом, чтобы усыпить собаку.
Изогнувшись, Мириам поцеловала его в щеку, затем взяла за руку. Она всегда очень тонко чувствовала его; одной этой фразы ей было достаточно, чтобы понять его состояние, представить все трудности, которые ему пришлось преодолеть.
– Рано или поздно им все равно придется умереть. Я уверена, ты вел себя очень осторожно. Должно быть, она так и не поняла, что с ней происходит.
– Я допустил ошибку. Мне следовало предвидеть это. Странно, что я не почувствовал собаку. Тревожно как-то.
Но он не сказал ей всей правды. Было и еще одно ощущение, странное, и он помнил его. Он устал.Он никогда не чувствовал такого.
– Идеальной смерти не бывает. Страдание всегда ей сопутствует.
Да, это так. Но даже по прошествии множества лет он так и не полюбил причинять страдания. Хотя это и не должно тяготить его – что за дело ему до ихстраданий? Насыщение – вот единственное, о чем стоит думать. Тело наполняется новой энергией, новой жизнью.
А усталость... Это пройдет. Просто девушка вывела его из равновесия. Выбросить это из головы. Он повернулся к окну.
Восхитительная ночь предстала его взору. Он всегда воспринимал мрак, как некое откровение – как будто попадаешь в иной мир, где царит безмятежное спокойствие, где стирается граница между добром и злом и где – он чувствовал – ему даруется прошение за все жестокости обыденной жизни. Эти мысли принесли ему желанное чувство освобождения от ответственности за содеянное зло.
Огоньки человеческих жилищ приближались и терялись вдали. Джон испытывал огромную любовь к этому миру. Он даже позволил себе некоторое удовлетворение, когда подумал об убийстве, лишний раз отметив, сколь счастлив он в своей жизни.