Глаза его медленно закрылись – а он и не заметил, – и в шум мотора вплелись голоса из прошлого – далекого прошлого.
Он резко тряхнул головой. Это ненормально. Он открыл люк, чтобы немного проветрить машину. Их жизнь отличалась завидной регулярностью. Шесть из двадцати четырех часов они Спали.Если же происходило насыщение, Соннаступал лишь по истечении четырех часов.
Что же с ним происходит?
Полуявь-полусон. Он медленно вплывал в странное, очень приятное состояние, он чувствовал легкое дуновение – воспоминания? Сновидения?
На мгновение ему показалось, что он в огромной холодной комнате: свечи по стенам, в камине потрескивает огонь. Он удивился. Он не вспоминал о фамильном доме Блейлоков с тех пор, как покинул Англию. И тем не менее он, вплоть до мельчайших подробностей, вдруг увидел собственную спальню – постоянную сырость, пышность, до боли знакомые ему.
Сейчас Мириам была такой же красивой, как и тогда. Ему хотелось коснуться ее, обнять, но она не любила, когда ее беспокоили за рулем.
Северный Йоркшир... Он вспомнил высокие окна своей комнаты, откуда открывался вид на вересковые пустоши. Там по ночам мерцали цыганские костры. Его сознание заполонили лица и голоса из прошлого. Словно сквозь туманную завесу смотрел он на странный современный пейзаж, на бесконечные огни вдалеке, покосившиеся неряшливые домики, мимо которых проезжала машина. Как одинок он был в этом мире.
Стоило закрыть глаза, и он сразу же оказался в Хэдли, в промозглый серый день – особый день! – хотя он тогда об этом не подозревал. Он увидел себя – модно одетого потомка знатного рода, только что окончившего два курса колледжа Баллиол. Он одевался к обеду, а слуга стоял рядом с чулками, галстуком и рубашкой. Ожидался гость – он думал, один из этих ужасных политиков, знакомых отца, – а значит, вечер будет безнадежно скучен: ханжеские беседы о выжившем из ума старом короле, о расточительстве регента. Джону было решительно наплевать на королевский двор. Его гораздо больше интересовали охота на медведя и скачки по вересняку со сворой гончих.
Одеваясь, он услышал грохот кареты по подъездной аллее. Экипаж изумил его. Его тянули шесть лошадей, а ими управляли два форейтора. Их ливреи были ему незнакомы. Когда же из кареты вышла леди в белом шелковом платье, Джон щелкнул пальцами, требуя от лакея парик. Давно его отец не привозил в Хэдли шлюх. Несмотря на свои недомогания, забывчивость, несмотря на зоб, на слабость зрения, отец Джона все еще великолепно разбирался в женщинах. Когда ему хотелось побыть в женском обществе, он обращал свой взгляд на представительниц захудалой аристократии, подыскивая себе какое-нибудь милое, в достаточной степени привлекательное создание, не обладающее, однако, какими-либо особыми достоинствами, которые могли бы заинтересовать его сына.