Дуализм также дает надежду на объяснение загадочного разделения одушевленного мира на сущности двух типов: я и другие. Иначе говоря, это непреодолимый с виду разрыв между субъективным взглядом на мир от первого лица и обезличенным взглядом на мир от третьего лица. Если то, что мы называем «Я», – это брызги некоей Субстанции с заглавной буквы, не поддающейся анализу, магическим образом выданной каждому человеческому существу в момент его зачатия, каждая порция которой наделена уникальным вкусом, навсегда определяющим идентичность получателя, нам не нужно больше искать объяснений, что же мы такое (и не важно, что истоки этой Субстанции непостижимы).
Более того, идея, что каждый из нас от природы определен уникальной нематериальной субстанцией, предполагает, что наши души бессмертны; таким образом, вера в дуализм может частично избавить нас от гнета смерти. Тому, кто рос, купаясь в визуальных и вербальных образах из западной религии, не составит труда представить, как тело недавно умершего испускает дымчатую, эфемерную ауру, которая поднимается выше, выше и выше, в некое невидимое небесное царство, где она будет жить вечно. Верующие мы или скептики, такой образ – неотъемлемая часть нашего западного наследия, и по этой причине полностью сбросить его тяжело, как бы глубоко система наших убеждений ни уходила корнями в науку.
Вскоре после смерти моей жены Кэрол я устроил поминальную службу по ней, чтобы обменяться воспоминаниями с несколькими дорогими друзьями и родственниками под музыкальное сопровождение, которое многое для нее значило. Для завершения этой церемонии я выбрал последние две с половиной минуты вступительной части Первого скрипичного концерта Сергея Прокофьева – произведения поразительной музыкальной поэтичности, которым Кэрол была околдована так же сильно, как и я. Прекрасный и трогательный отрывок, который я выбрал (так же как и его двойник в самом конце), мог бы символизировать собой воспарение души, так зыбко, трепетно и изысканно он звучал, в особенности его финальные восходящие ноты. Хотя ни я, ни Кэрол вовсе не были религиозны, было что-то настолько правильное в этом наивном образе того, как ее чистейшая суть покидает ее смертные останки и взмывает ввысь, в бесконечную высь – даже если в конце концов она улетала не в небо, а всего лишь в него, в этого самого…
Как показывает эта история, даже этот самый он, потратив столько лет на научную работу и трезвые размышления о том, как дух и разум уходят корнями в физику, порой поддается традиционным дуалистическим представлениям, с которыми выросло большинство из нас – если не внутри семьи, то внутри культуры. Я могу повестись на соблазнительную картинку, даже если отрицаю эти идеи. Но в более рациональные моменты эта картинка для меня лишена смысла, так как я слишком хорошо знаю, что дуализм ведет к длинному списку вопросов без ответа, часть которых я выписал в Главе 22, показав, что они так нагружены нелогичностью и произвольностью, что вот-вот разрушатся под собственным весом.