восьмидесятых, беру с подлокотника пульт от своей трековой системы
освещения и вырубаю лампочки везде, кроме кухонной подстветки.
Затаившись, Люба тихо дышит рядом, пока в кадре мелькают паяльники, ножи и прочее дерьмо.
Отбросив пульт, поворачиваю голову.
Положив на колени подбородок, она, не моргая, смотрит на экран.
Взлохмоченная и слегка потерянная. За это нужно сказать спасибо нам
обоим. В эту игру мы сыграли вдвоем.
— Иди сюда… — сдаюсь, разводя для нее руки.
Опустив лицо, перебирается ко мне на колени и пристраивается так, что
обтянутая джинсами попа приземляется прямо на мои бедра, а спина
прилегает к моей груди.
Разведя колени, усаживаю ее удобнее, смыкая вокруг тонкой талии руки.
Ее тело в каждой точке идеально прилегает к моему, и, несмотря на худобу, оно чертовски мягкое.
— Не холодно? — бормочу, прижавшись носом к ее волосам.
— Так нет…
Ее голова лежит на моем плече.
Расслабившись, привыкает к контакту наших тел.
Прогоняя в голове формулы всех знакомых мне белков, сжимаю Любу
сильнее, когда ее ладони ложатся поверх моих.
Твою мать…
Кажется, этот плевый просмотр ужастика самое интимное из того, что
случалось в моей сознательной жизни.
Откинув на спинку голову, позволяю Любе сплести наши пальцы в замок, и
расслабляюсь вслед за ней.
— Он ужасный… — шепчет в полумраке, слегка поворачивая голову и
задевая своим виском мои губы.
— Фредди? — шепчу, проводя по ее скуле носом.
— Угу… — смотрит на меня снизу вверх, приоткрыв губы.
— Он фрик, — подняв руку, провожу по нижней большим пальцем.
Опустив веки, она касается его языком, и Фредди сегодня в пролете, потому что мои губы на ее губах оказываются раньше, чем он успевает
всадить свою перчатку в первого неудачника. Даже если бы он выпрыгнул
из телека, я бы не заметил.
В моих руках самая с ума сводящая девица, которая позволяет изучать
свой приправленный конфетой рот с таким рвением, что даже не замечает, на чем, твою мать, сидит.
Обвивает руками мои плечи, елозя и дрожа.
Надавив ладонью на тонкую шею, отдираю ее губы от своих и хрипло рычу:
— У тебя тридцать секунд на то, чтобы решить, останешься ты здесь на
ночь или нет.
— Думаешь, я пришла сюда есть конфеты? — рычит она в ответ, снова ища
мои губы.
Ее ладони беспорядочно гладят мою шею и грудь, забираются под
футболку. С рыком сжимаю ее бедро и опрокидываю на диван, вдавив в
него тонкие запястья и обещая:
— У меня найдется, чем тебя накормить.
— Шутишь? — хрипит, распахнув глаза и тяжело дыша.
— Может быть... — бомочу, возвращая ей свои губы.
Под моими пальцами скачет пульс, разведённые подо мной ноги обнимают