талию, заставляя вжиматься в натянутое, как струна тело.
Играя с трепещущим гладким языком, даже сквозь туман похоти в голове, понимаю, что обороты придётся сбавить. Я буду первым. Не в первый раз, но навык давно потерян, черт…
Оторвавшись от сладких, невыносимо мягких губ, тяну за собой нижнюю, слушая судорожное дыхание их хозяйки. Прихватив легким укусом
маленький точеный подбородок, поднимаю голову и смотрю в
затуманенные голубые глаза, но язык ее тела не может обмануть, по
крайней мере меня.
Она возбуждена, и она зажата. Несмотря на все то, что вытворяла в своих
играх по переписке, она зажата.
Разумеется. Ты посторонний девяностокилограммовый мужик, тычущий ей
между ног каменным членом. Даже несмотря на то, что она сама этого
хотела, есть от чего напрячься.
Выпустив тонкие запястья, укладываюсь на локти, страдая от
раздирающего пах зуда и от желания почувствовать там ее руку, а лучше, твою мать, ее теплый влажный рот…
— Люба, — бормочу, проводя носом по ее щеке.
Оставив руки лежать заброшенными за голову, она издает невнятный
всхлип и кусает припухшие губы, мечась глазами по моему лицу, будто
жертвенная овечка на закланье. Бери, твою мать, не хочу!
— П-продолжай… — выговаривает хриплым голосом.
Свет плазмы падает на ее лицо, не давая различать его красок, но
разбросанные по дивану волосы все равно отчетливо рыжие.
Опустив голову, провожу носом по ее шее, веля:
— Ты не на экзамене… Расслабься…
Не знаю что это, но ее запах дурманит. И я не про цветы, а про запах ее
кожи. Ее кожа пахнет чем-то особенным, готов поклясться, чтоб тебя…
— Ты… — выдыхает она. — На экзамены такую штуку не носишь…
Улыбаюсь.
В ее ушах маленькие розочки-гвоздики.
Втягиваю одну из них в рот вместе с мочкой, посасывая и качнув бедрами, шепчу:
— Эту?
В ответ мои уши заполняет стон. В волосы зарываются пальцы.
Пятерка, Романов!
Кажется, мы нашли первую эрогенную зону, и я не про ту, в которую
упирается моя эрекция, я про ту, твою мать, которая у нее на шее, прямо за
розовым, как ракушка, ухом.
Чувствуя голод, кусаю и лижу это место, и ответные стоны заглушают шум
телевизора.
Извиваясь, Люба выгибает шею, сводя меня с ума этой бурной реакцией
настолько, что отшатнувшись, выпрямляюсь и смотрю на нее ошалело.
Она смотрит на меня также, приоткрыв рот и не двигаясь.
Очевидно, что ее ухо побывало в чужом рту впервые, иначе она бы уже
была в курсе, что у нее на одну волшебную кнопку больше, чем в базовой
комплектации.
Снизу вверх смотрит мне между ног, продолжая лежать все в той же позе с
закинутыми за голову руками.
Забросив за голову руку, стягиваю с себя футболку и бросаю на пол, спрашиваю: