его зама.
— Тпррр… — шумный выдох над моим ухом похож на гром среди ясного
неба, а сжавшие плечи руки — на стальные пруты.
Роняю сумку, в панике повторяя:
— Извините…
— Что за гонки? — строго требует декан, поправляя свои очки и хмуря
густые брови.
— Я… извините… — прячусь от его гневного взгляда, пытаясь не
чувствовать сильного тела, к которому прижимаюсь каждым сантиметром
своего.
По плечам проносится дрожь, и мне нестерпимо хочется закрыть глаза, особенно когда пальцы Саши напрягаются.
— Вы не на дискотеке, уважаемая, — продолжает давить на меня декан, поправляя пиджак и пыхтя.
— Я же извинилась… — выпаливаю в сердцах.
— Помолчи, — слышу тихий приказ над головой, от которого сомн мурашек
стекает по позвоночнику. — Это ко мне, — обращается Романов к декану, выпуская мои плечи и отходя на шаг.
— Черте что… — ворчит тот, дергая на себя дверь и хлопая ею так, что я
вздрагиваю.
В тишине опустевшего коридора отчетливо слышу близкое дыхание.
Слышу знакомый аромат мужского парфюма и, кажется, стук своего
сердца. Мысли скачут в голове, набегая друг на друга и сталкиваясь.
Опустившись на колени, снова роняю на пол шубу, начиная собирать
высыпавшийся из сумки хлам. Помаду, ручки и… паспорт…
Он может думать, что я разучилась говорить, но я не знаю, что ему сказать.
Даже смотреть на него я опасаюсь, потому что не знаю, как сдержать
чувство досады от того, что меня только что отчитал декан, и это было
недружелюбно и враждебно. И ужасно неприятно…
Воздух шевелится, когда в абсолютной тишине Александр Андреевич
опускается на корточки напротив, подбирая лежащую рядом с его ботинком
ручку и мохнатый красный колпачок к ней.
Упрямо молчу, выхватывая ее из его пальцев. Его взгляд на своем лице я
чувствую кожей. Подцепив мою шубу, укладывает ее на свои колени, перебросив через локоть.
— Как дела?
Вскинув глаза, встречаю тяжелый взгляд исподлобья.
Лучше бы мне этого не делать, потому что я мгновенно забываю, где
нахожусь! Слишком близко. Его плечи закрывают собой свет. Обтянутые
черным пиджаком, они опущены, из ворота белой рубашки выступает его
чертовски скульптурная шея.
— Лучше всех, — мой голос звучит шершаво.
Его глаза кружат по моему лицу, то сталкиваясь, то разминаясь с моими, потому что я тоже кружу по его лицу. Сжимаю пальцы, чтобы они вдруг не
оказались на его губах или еще где-нибудь на его теле. Он опять зарос, но
успел постричься. Волосы мягкими волнами отброшены со лба. Меня тянет
к нему какой-то аномальной магнитной силой, особенно когда его рука
вдруг взмывает вверх, а потом резко возвращается обратно на колено, складываясь по дороге в кулак…