Теперь она мысками этих кроссовок рисовала на земле непонятные узоры. Несмотря на помрачневшее небо, на детской площадке вовсю резвились дошколята, по тропинкам сновали мамы с колясками, и на фоне этой обыденности слова Соловья казались ещё более странными и невероятными. Наверное, Ника бы не поверила – но она помнила то чувство леденящего ужаса, что преследовало её в подъезде. Оно было необъяснимым, неестественным, чрезмерным, и окончательно убедило её: невозможное – очень растяжимое понятие.
– Но почему они сейчас не атакуют? Вороны? – помолчав, Ника всё же нашла лазейку в пугающе логичном рассказе Соловья.
Она понимала, что цепляется за соломинку. Но как же хотелось, чтобы всё оказалось дурацким розыгрышем, сидящий рядом парень назвался каким-нибудь Лёхой, дёрнул её за хвост, обозвал дурёхой и убежал рассказывать друзьям, какое лицо у неё при этом было!
– Вороны не могут находиться под прямым светом солнца. Поэтому, когда я на улице, Марене приходится изгаляться: она посылает в сердца людей зимний холод, и они становятся злее. Как тот мальчик с рогаткой.
– Не такой он уж был и добрый, – пробормотала Ника себе под нос.
– Что? – Соловей всё же услышал.
– Не такой уж он был и добрый до этого, – чётче повторила Ника. – Он до меня достёбывался перед тем, как в тебя выстрелил.
– Достё… – попытался повторить Соловей, но бросил эту затею. – Что?
– Доставал он меня, говорю! – почти прокричала Ника в ответ.
– Ну, у тебя характер тоже не сахар, – хмыкнул тот в ответ, отчего Ника покраснела уже не от раздражения, а от стыда. – Но на самом деле, думаю, он к тебе приставал тоже из-за укола Марены. Он же не одномоментно действует. Это как испорченное настроение: оно не в одну секунду приходит и не так уж быстро уходит.
– Но уходит?
– Да. Того мальчика через полчаса отпустит, если ты о нём беспокоишься.
– И ничего я не беспокоюсь, – насупилась Ника.
Хотя она, конечно, немножечко волновалась. Всё-таки мальчик, получается, просто попал под раздачу – оказался поблизости, когда злым силам нужно было кого-то использовать. Если так подумать, его может быть даже и жалко…
– Беру свои слова назад.
– А? – вскинула голову Ника.
– Хороший у тебя характер, – усмехнулся Соловей. – Добрый.
Ника залилась краской пуще прежнего и отвела взгляд. Проследила за женщиной с коляской, которая медленно шла в отдалении, с кем-то негромко разговаривая по телефону. Выглядела она вполне нормальной, но всё же натолкнула Нику на мысль:
– А почему Марена их не использует?
– Кого – детей? Они не успеют сильно нам навредить. Что касается женщин… – Соловей проследил за взглядом Ники и улыбнулся. – Ты слышала истории о великой силе материнской любви? Так вот, все они – правда. Сердца матерей переполнены любовью, а это самоё тёплое из возможных чувств. Ледяные уколы Марены им не страшны. Поэтому я и привёл тебя сюда.