Двое наемников Валентайна ждали нас у озера, закопавшись в ивняк и играли в кости на раздевание. На момент нашего появление один из них снял только шлем, другой же расстался со штанами и яростно отбивался от слепней.
— Совет да любовь, — бросила Маэва.
— Ваше вдовствующее величество...
— Мое. Лодки есть?
— Лодка. Одна. Вторую не дали, а отбирать мы не рискнули, они же сети ставили. Кто знает, насколько эта бодяга с барьером. Рыба будет — жить будем.
— Это правильно, — одобрила Маэва, хмуро созерцая... ну очень ненадежное плавсредство. Маленькое, валкое и до того обшарпанное, что создавалось впечатление: община рыбаков не свое отдала, а вытащила из озера утонувшую посудину, просушила ее на солнышке и сбагрила людям королевы.
Первая попытка загрузиться на борт закончилась тем, что лодка перевернулась как ванька-встанька и едва не ушла туда, где ей, судя по всему, очень понравилось.
Со второго раза, применив противовес и плоский камень, все же кое-как разместились, но борта просели до самой воды. Ну, почти. Пара сантиметров туда — пара сюда. И, по всему выходило, что "туда" таки случится, если не с первым гребком, то с пятым.
Палач аккуратно оттолкнулся от берега. Лодка отчего-то оказалась необыкновенно легкой на ходу, и ее сразу отнесло метра на три.
Наемники смотрели вслед с научным интересом и не без уважения.
— Эй, на "Титанике", — крикнул тот, кто был пока в штанах, — Счастливого плавания.
— И вам огня и серы на голову, — вежливо ответила Маэва. Темная вода покачивалась очень близко.
— Между прочим, под нами тектонический разлом, — поделился палач, — а значит, тут очень глубоко. Может быть до ста метров.
— Спасибо, — так же вежливо кивнула чернокосая, — что бы мы делали без этой информации...
Я тихонько достала нож, протянула руку за борт, стараясь не наклоняться, чтобы не нарушить хрупкое равновесие конструкции. Уколола палец и тихонько проговорила:
Летел ворон через море,
Вода поднялася, беда унялася.
Кто эти слова знает,
Их перед входом в воду читает,
Того вода к себе не возьмет,
На песчаное дно не заберет.
Слово мое крепко, дело мое лепко.
Чур, моя душа, чур, моя плоть, чур, моя кровь...
И страх куда-то делся. Словно ушел в воду с каплей жертвенной крови. Я слушала плеск весел, ловила отблеск солнца на темной, чуть зеленоватой воде и думала о том, что сегодня на диво хороший день.
Алена глядела на меня с усмешкой, но и с уважением.
Последние метры дались тяжело. Клятая посудина словно пустила корни в каких-нибудь пяти — семи метрах от острова. Палач греб, пока не взмок и не обессилел. Потом его сменил Хукку. Рокировка чуть не отправила нас всех на дно, валкая посудина зачерпнула, таки, воды и настроение Алены слегка исправилось — теперь мокрыми были все.