— Вы не могли бы представиться сначала, с кем я имею возможность разговаривать?
— Я председатель комитета линкора «Полтава» гальванер Ковальский, — с показной гордостью пробасил матрос.
— Насколько я знаю, на корабле не было никакого комитета, он прекратил своё существование.
— Мы создали новый и заявляем, что отказываемся складывать свои головы за Временное правительство. Нет войне!
— А я вас не призываю, товарищ матрос, складывать голову за Временное правительство. Достаточно будет и того, что вы будете воевать за Россию.
— Мне Россия не интересна, я украинец и буду защищать рiдну Украiну, а не москалей.
— Но вы же служите на российском флоте, товарищ, так будьте любезны выполнить свой воинский долг полностью.
— Я никому и ничего не обязан! — крикнул в лицо адмиралу матрос, зло сощурив глаза и сжав кулаки. Сзади него насупились его товарищи, показывая, что они тоже настроены весьма решительно.
— Но вы же давали воинскую присягу?
— Ну и что? Меня заставили, и мы в скором времени отправимся до дома, до хаты. Хватит, навоевались…
— Товарищи матросы, но вы же должны понимать, что совершаете воинское преступление?
В ответ послышались отборные ругательства, а матрос, поддерживаемый товарищами, явно собирался броситься на адмирала, но окружившие их офицеры и матросы эсминца в любой момент готовы были это пресечь. Оглянувшись на них, Ковальский процедил.
— «Полтава» отказывается идти в бой и в случае атаки на линкор окажет военный отпор и потопит любой корабль, что рискнут напасть на него. Пусть хоть вся эскадра нападёт, мы отобьёмся от всех, — с глупым пафосом заявил матрос. — Мы вам ещё покажем, кто из нас сильнее.
Адмирал Григорович смотрел на Ковальского и не понимал, что происходит. Этот матрос вполне серьёзно угрожал ему, не понимая, что с ними никто не собирается цацкаться, и против них будут предприняты самые решительные меры. К тому же, офицеры «Полтавы» не будут командовать кораблём во время боя, а значит, обычные матросы смогут произвести лишь несколько выстрелов и всё.
Но, очевидно, украинец полностью находился во власти своих иллюзий и ожидал безусловной перемоги. Ну, что же, придётся вскрывать пакет.
— Я понял вас, мне нужно время, чтобы подумать, что с вами делать.
— Думайте, — отрывисто «бросил» Ковальский и повернулся к вельботу, чтобы поскорее убраться с эсминца. Вельбот ещё не успел качнуться от первых рывков вёслами, как адмирал вошёл в каюту, открыл портфель и вытащил оттуда запечатанный сургучом плотный пакет, сделанный из толстой пергаментной бумаги.
Григорович тяжело вздохнул, вынул из ножен кортик и, сделав надрез, достал запечатанный приказ Керенского. Его глаза быстро пробежали по тексту и бессильно опустившаяся рука, с зажатым в ней плотным листком, затряслась. Разжавшиеся пальцы выпустили бумагу со всевозможными печатями и росписями. Спланировав на пол, она осталась на нём лежать белым пятном.