– Так я и поступлю, – охотно согласился Этьен, – я ведь только и помню, что небольшие обрывки из жизни обоих пилотов, заложенные во мне изначально, от природы – так называемая генетическая память. Но большей частью мне многое известно по ментальным рассказам моей матери.
– Стало быть, оба наших отца были знакомы?
– Более того, они были лучшими друзьями и никогда путешествовали порознь, – улыбнулся Этьен.
– Но чего же ты молчал все это время и прежде ничего мне не рассказал? – воскликнула я, совершенно позабыв о том, что мы с Этьеном только-только начинаем узнавать друг друга ближе.
– Да ведь я сам лишь сейчас узнал, что ты дочь Арсения Зимоглядова! Ты ведь подписываешься: «Конкордия Эрикссон», а не «Зимоглядова».
– И еще: что значит, «по ментальным рассказам матери»? – забросала я Этьена вопросами. – Мне казалось, будто ты – вроде как природное явление, так сказать, разряд, возникающий в небе при столкновении двух полярных воздушных масс – верно? То затухающий, то странствующий, и плюс, наделенный разумной материей под названием «душа» или «дух». А родители – это, если можно так выразиться, фигуральный образ, метафора, правильно? Разумеется, ты, склонный выражаться образно, упоминаешь слово «родители» в разговоре… Ой, извини, пожалуйста! – тут же спохватилась я. – То, что я говорю, это просто бестактно. Ты ведь сам только сейчас показал мне своего отца на фотографии, и назвал его имя. Живое, человеческое имя! А у твоей матери было имя? Право, голова кругом идет…
– Ничего, все нормально, – успокоил меня Этьен, – давай лучше уберем за собой мусор после еды и ляжем спать, – а на сон грядущий я тебе поведаю кое-что важное, касающееся наших родителей, дабы у тебя не возникало больше вопросов.
Этьен вскипятил воды для кофе – а воду он, в свою очередь, сконденсировал дистиллированную – и мы наполнили две отцовские армейские кружки, сделанные из гильз. Полиэтиленовую тару гитарист наотрез отказался утилизировать из принципа не нарушать природный баланс и без того загрязненной атмосферы. А посему мне пришлось сходить к ближайшей урне, пока он мыл миски и тарелки. Там, среди бурьяна, краем глаза я успела заметить ставшую привычной в наши дни стычку руфферов с диггерами, время от времени предпринимающими вылазки из канализации, дабы совершить очередное нападение на поселившихся в России цветных иностранцев. Но я предпочла не задерживаться на улице, таращась на разборки, поскольку желала как можно скорее узнать все недостающее о своем отце, Арсении Зимоглядове, и о родителях Этьена – Иване Гейне и леди Шаровой Молнии.