Выбравшийся из сена мужчина ладонью смел с лица сухие листочки, кулаками потер глаза. Подвигал густыми седыми бровями, посмотрел куда-то мимо меня. Его голубые глаза казались практически бесцветными, словно выцвели они, выгорели, потеряли пигментацию от палящего солнца. Крылья большого, картошкой, носа взлетали в такт дыханию, длинные седые усы колыхались, словно отгоняли мух. Он вертел головой, часто мигал веками и молчал, вертел, мигал, молчал, но вдруг громко выругался, упал на сено и принялся шарить рукой по днищу телеги.
Услышав знакомую брань, конь опасливо фыркнул, повел ушами и искоса посмотрел на своего хозяина. Убедившись, что дежурная тирада на сей раз относится не к нему, умное животное тяжело выдохнуло и вернулось к поеданию растительного корма.
Минутой позже мужчина нашел то, что словно иголку, пытался найти в стогу сена, а именно, очки в блестящей металлом оправе с толстенными стеклами. Радостно хмыкнул, нацепил их на нос и снова посмотрел, но теперь уже не мимо, а на меня. Похоже, только теперь он меня и увидел.
– Вот диковинка-то. Посмотри-ка верный мой Пилигрим, кого мы с тобой нашли!
Конь услышал свое имя, шевельнул одним ухом, мельком взглянул на меня, перевел взгляд на хозяина. После, не иначе как, решив, что бессмысленными разговорами сыт не будешь, да и вообще, дальнейшее его не касается, наклонился к траве. Мужчина же сел на край подводы свесил босые ноги и сказал, на этот раз, обращаясь непосредственно ко мне:
– Здравствуй-здравствуй, уважаемый! Какими такими путями в наши края?
– Здравствуйте, я монастырь ищу.
– Пилигрим, ты слышал, монастырь ищет! Прямо-таки здесь в траве? – он громко засмеялся. – Тогда поищи еще во-о-он там, под деревом. Там трава гуще, может он меж стеблями притаился!
– Я хотел сказать, в монастырь иду, в Спасовский…
– Оно и понятно, что в Спасовский. Тут на сотню верст иного нет, да и не было никогда. Я просто подумал, что если будешь идти именно так, лежа, то и до ночи не дойдешь. А вот я лично как раз в ту сторону и направляюсь. Залезай, подвезем. Все ж быстрее будет!
Не дожидаясь повторного предложения, я взобрался на телегу и устроился рядом с возницей. Тот прикрикнул на коня, и мы потихоньку двинулись. Мужчина же продолжал:
– Вот сколько лет живу на свете, удобнее транспортного средства не встречал. Просто нет, не бывает, такого транспорта, который бы ехал сам по себе. Неважно, спит водитель, бодрствует, а он едет. И что особенно приятно, никогда не заблудишься! Взять, к примеру, моего Пилигрима, мы с ним, сколько лет уже по дорогам колесим. Страшно подумать. Он хоть и животное, а все маршруты знает. Скажу ему, куда ехать надо, сам в сено и спать. Проснусь и вот, прибыли. И каждый раз туда, куда собирался. Красота! Кстати, меня Панасом зовут, – он еще раз посмотрел на меня, наверное, решил, что я еще не дорос до того, чтобы обращаться к нему со столь явной фамильярностью, добавил: – Афанасий Никитич я, вот как!