Плотные колготки…
Да чего за блядство? Кто их, бля, придумал? Не доберешься…
Падаю на колени, рву их вниз, стреноживая, и одновременно дергаю ее за зад к себе, как раз места для моего языка хватает.
И Злючка моя, хоть рот я ей и освободил, сказать ничего не может. Уже.
Только ахает опять и вцепляется мне в волосы.
Когда чувствует мой язык внизу. Я умею это делать, и делал с ней уже. И не раз. Но вот чтоб в таких экстремальных условиях…
Страх смешивается с возбуждением, и, может, поэтому Вера пахнет настолько невероятно вкусно, что приходится слюни сглатывать.
— Кооооляаааа…
Дергается стыдливо, дрожит, сжимается… Мне же хватает секундной ее растерянности, чтоб содрать мягкий сапожок и колготки с одной ноги. И закинуть голое бедро себе на плечо.
Захват пальчиков в моей шевелюре становится жестче, стон, который она не может сдержать, заводит сильнее.
— Коля-Коля-Коля-Коля… — частит Злючка, когда добираюсь до самого сладкого для меня языком и жадно вдыхаю усилившийся аромат ее возбуждения, — Коооляаааа…
Да, малышка, да, только мое имя, да, только так… Усиливаю напор, и она дрожит, крупно и неконтролируемо. Дышит тяжело, бестолково сжимает и разжимает пальцы в волосах.
Еще чуть-чуть ей надо, немножко совсем…
Но сегодня не так будет.
Не так быстро.
Неожиданно останавливаюсь, резко поднимаюсь, лицом к лицу, под разочарованный мучительный стон. Ногу ее задираю повыше…
Одно движение — расстегнуть ширинку.
Второе — в нее. Рывком. До упора.
И дааааа… Сука, даааа!
Это как раз то, что мне надо! Это — то, чего недоставало! То, от чего мир мой превращается в расписную детскую игрушку, из тех, что непременно приносят радость! И никаких пони, срущих радугой. Все круче.
Гораздо, гораздо круче.
Вера настолько заведенная, что скольжу легко и быстро, до основания и назад, все ускоряясь, смотрю в ее сумасшедшие глаза, дурею еще больше, целую, заставляя слизывать с моих губ вкус собственного возбуждения.
Раньше я этого не делал. Не целовал ее в губы, после такого.
И, судя по всему, зря. Потому что Вера буквально набрасывается на мой рот, отвечает, стонет уже не сдерживаясь, наплевав на все на свете. И на то, где мы находимся, и на свои какие-то дурацкие принципы, и на то, насколько я неподходящий для нее парень.
Ошибаешься ты, Злючка. Я — единственный подходящий тебе парень теперь. Других не будет. Пока я живой.
Жадно вылизываю ее рот, сжирая практически, имея не только членом, но и языком, так, чтоб запомнила, чтоб ни одной тупой мысли в голове, чтоб только я, только меня, только обо мне!
Учитывая свое дикое состояние, удивительно, что вообще в башке хоть какие-то мысли бродят. Но те, что бродят, мне нереально нравятся. И заводят еще сильнее.