В тот период они словно поменялись местами с Женькой. Ее сестра поступила на юридический — как она цинично объясняла свой выбор, «знать законы, чтобы их обходить». На самом деле Кристина подозревала, что Женька сделала это исключительно ради того, чтобы угодить вечно недовольным ею родителям. Обычно возвышенная, насмехавшаяся над приземленными интересами сестры, вечно увлеченная нелепыми идеями, Джеки вдруг начала зубрить ненавистную ей юриспруденцию, тогда как Кристи, влюбленная и рассеянная, едва могла найти в себе силы, чтобы закончить школу. О дальнейшей учебе не было и речи: Кристина, затаив дыхание, не могла дождаться совершеннолетия, чтобы уехать за своим прекрасным принцем в его королевство…
Она прибыла в Сан-Франциско осенью, в год миллениума, и город вышел ей навстречу беспечным приморским франтом, немного развязным, но великодушным, по-царски распахивая перед ней холмы, покрытые ровными рядами викторианских особняков, и открывая петляющие тропинки старого парка Голден Гэйт. Дома здесь не были такими величественно древними, как гатчинские дворцы, но зато сияли светом и легкостью. Воздушные, словно сотканные из вечных здешних туманов, они возвышались над заливом, усыпанным треугольниками парусов, а вдали виднелся зловещий остров Алькатрас — бывшая тюрьма строгого режима.
И Майкл тоже открыл ей свой мир — прекрасный и неизведанный, став ее проводником в этом почти ожившем в ее восприятии городе. Ему нравилось, с каким неподдельным восторгом Кристина смотрела на город, штат, страну и него самого — и все это казалось ей чем-то единым и нераздельным. Она не могла сказать точно, где для нее заканчивается Калифорния и начинается Америка, где граница между ее новым домом и городом, ставшим в чем-то даже более близким, чем дом. Все это смешивалось, пестрило в сознании, и все сводилось к нему одному — ее покровителю, настоящему волшебнику, Майклу.
Юная Кристина, ничего не знавшая в тот момент о «зависимости жертвы от палача», доверялась американскому супругу до конца. Он, конечно, был прав в том, что все, что ее окружало здесь, было лучше всей ее прошлой жизни. Она и сама понимала это, разве нет? Единственное, что до встречи с ним она не догадывалась, каким ничтожным, уродливым и неправильным было ее прошлое.
— Ты умеешь пользоваться кредиткой? — спросил он ее в один из первых дней в Америке.
— Нет, — смущенно, и вместе с тем весело отозвалась Кристина. — Никогда в руках не держала. Да и где бы я ею платила? Я покупала в основном только пиццу в школьном буфете.