Франческа посмотрела. Как в тумане она видела, что на всех фотографиях: на стенах, на столах – улыбающееся и такое любимое лицо Фабио исчезает.
– Его нет, – злорадствовал мамин голос. – Его никогда больше не будет.
Франческа видела, как на каждом снимке она остается одна. А рядом с ней – пустое место, которое прежде занимал Фабио. Ее глаза наполнились слезами. Все плыло. Но она точно видела: лица Фабио с его такой радостной улыбкой больше не было. Нигде не было.
– Я… – всхлипывала Франческа, держась за мебель и подходя к туалетному столику, где стояла большая фотография в рамке. – Тебе не верю.
Теперь на этой фотографии была лишь она – занимая только половину снимка. Нелепо, жалко – вот как она выглядела на этом снимке. Франческа взяла его в руки, поднесла поближе к лицу, уже заливаясь слезами, и, окончательно убедившись, что Фабио там нет, с отчаяньем бросила фото в рамке на пол.
– Не… верю… – всхлипывала она, продолжая обходить комнату.
Ее руки ощупывали настенные фотографии и везде… Одна. С краю. Одна. Его не было. Фабио нигде не было.
Франческа с воплем безысходности начала срывать фотографии со стен и кидать на пол. Стекло, под которым держались в рамках фотографии, со звоном разбивалось, и осколки разлетались в разные стороны. А Франческа кричала:
– Не верю! Не верю! Не верю! Слышишь, ты!?
– Я слышу тебя, милая, – спокойно раздался за спиной голос матери и, превращаясь в зловещий шепот, добавил: – Не веришь – посмотри в окно.
Франческа лихорадочно задышала, перестав срывать фотографии со стены. Неужели это возможно? Она в ужасе схватилась за голову. Ну, конечно, возможно! Эта женщина, это чудовище, она может забрать у Фабио жизнь. Она может…
– Я не верю… Я не хотела… Я не хотела… – бормотала вполголоса Франческа, медленными шагами продвигаясь к окну. Вот осталось три шага. Два. Один. Франческа прильнула к стеклу. Тихо застонала, скорчив уродливую гримасу боли.
На площадке перед домом никого не было. Ничего не было. Не было Фабио. Не было его машины. Было тихо. И Франческа поняла: никто не приезжал, никого не было. Фабио нет.
Ее руки заскользили по стеклу вверх, как будто пытаясь поймать увиденную несколькими минутами ранее картину: Фабио подъезжает к дому. Но картина не возвращалась, а ее руки все скользили и елозили по стеклу, будто пытались ухватить что-то невидимое. И тут она их увидела. Она увидела свои руки, и сразу же смолкли стоны, вырывающиеся из ее груди, остановился поток слез.
Это были старческие руки – скорченные, с глубокими уродливыми морщинами и коричневыми пятнами. А за руками, на стекле, отражалось лицо – лицо женщины, которая была старше ее матери, лицо древней старухи, лицо Франчески… Старость. Одна. Фабио нет рядом.