Тогда половцы схитрили, приготовили засаду, выманили русичей из городка, нахватав полона на пашнях — а преследователей заманили в простреливаемую с двух сторон низину у реки. Стрелами повыбили половину бродников — а на оставшихся навалилось втрое большее число ворогов… Ждан выжил чудом — удар половецкой сабли задел его голову вскользь, ни сколько ранив, сколько оглушив, а верный конь увел бесчувственного седока в сторону от схватки. Но очнувшись и увидев в ночи огненное зарево на месте родного городка, бродник впервые пожалел — крепкой, ой как крепко пожалел! — о том, что конь ему достался столь верный… Ибо поганые, перебив воев в неравной схватке, вернулись к практически беззащитному поселению русичей, да захватили его, истребив практически всех его жителей.
Так Ждан потерял всю свою семью — престарелых родителей, братьев, сгинувших в засаде, поруганных погаными и зарезанных сестёр да угнанную степняками невесту, о судьбе которой так ничего узнать и не удалось… С тех пор боль потери и ненависть к половцам никогда не покидали его сердце. И сегодня, в тот миг, когда отряд ряженых воев проскакал мимо полона, бродник с благодарностью взмолился Господу, что уберег его, что помог добраться до Руси, что позволил ему свершить правое дело защиты невинных — и справедливого возмездия!
Возмездия половцам…
Он едва смог удержаться, чтобы сразу не наброситься на охрану пленников — но для общего дела было бы важнее задержать весь татарский отряд. В противном случае гонцы могли бы успеть вовремя достигнуть ордынской стоянки и привести своим помощь… И потому Ждан не остановился и не остановил людей — а вместе с ними проследовал до самой головы колонны, а после ещё и вырвался вперед, на сотню шагов. И только тут сердце его перестало загнанно колотиться в груди, и бродник, жестом повелев ратникам осадить коней, уже едва ли не спокойным голосом, деловито приказал:
— Разворачиваемся в ряд! Железные рогульки за собой рассыпаем, шагов на двадцать!
Опытные, обученные дружинники с легкостью построились в редкую линию, перегородив Проню на всю ширину. После чего каждый из них невольно представил себя пахарем в период посевной! Ибо едва ли не теми же широкими (правда чуть более размашистыми) движениями, коими крестьяне обычно сеют зерно в поле, они щедро разбросали за собой железные рогульки с неизменно торчащими вверх заостренными жалами! А затем над рекой, перед толпой изумленных половцев, все еще не уразумевших, что происходит (хотя уже и заподозривших неладное), прозвучала отрывистая команда Ждана: