Лето волонтера (Лукьяненко) - страница 78

Я кручу педали и смеюсь.

Мама хмурится, она боится за меня, отец улыбается, но он тоже встревожен.

А ещё они ругались весь вечер, когда думали, что я сплю.

Я не знаю, почему.

Но я знаю, что всё будет хорошо.

Это знание внутри меня. Оно рвётся наружу.

Я знаю, как всё сделать хорошо.

Для всех.

Почему-то все думают, что так не бывает, а я знаю, что может быть.

Я останавливаю велосипед, надо нажать на ручку — вот так. Ручка с четырьмя гранями, четыре — это остановка, это знают все, и я тоже знаю. Мир полон загадочных правил, но главное правило во мне и его ещё не знает никто.

Я протягиваю руки и касаюсь мамы и папы.

Смотрю им в глаза.

Знание внутри меня не может открыться в полную силу. Не знаю, почему. Но оно всё же есть и в глазах мамы и папы загорается свет.

Они не будут ругаться и бояться до…

Нет, я не стану думать об этом.

Знание во мне затихает, и я снова жму на педали.

Мама и папа смеются.

Я знаю, что мир изменится через два дня. Откуда? Не знаю.

Но ведь два дня — это целая вечность!

И я качу по широченной дороге…

Я отступаю от сознания Карира, в котором бьётся нераскрывшийся Смысл. Я не могу его постичь, даже Милана не может, надо стать Высшим, чтобы воспринять его в полной мере.

А значит, чудо не случится сразу.

Высший не остановит Прежних и Инсеков в один миг.

Ему надо возникнуть, пройти все этапы эволюции, чтобы потом изменить Галактику. И на этом пути ему будут мешать — все те, чьи смыслы противоположны, все те, кто не верит и боится, кто не знает, что хорошо может быть для всех. Карир понимает, что придётся делать и он боится, это входит в противоречие с его смыслом.

Милана обнимает его — в двумерном пространстве, в котором они спрятаны. И они погружаются в сонный спокойный транс, одновременно оставаясь со мной.

А я сливаюсь с Дариной.

…Комната пылает, она как раскалённая печь, стёкла дрожат, в них отблески огня и я понимаю, что сейчас они лопнут и пламя выхлестнется на маленький открытый балкон, «покурильничек», как называет его папа. Отец не курит, разве что иногда, с друзьями, и тогда мама выгоняет их на балкон. А сейчас дом горит, и мама… нет… нет…

Отец стоит, опершись о перила и смотрит вниз. Только что было самое страшное, Ростик перелез через перила, что-то шептал отцу, а тот качал головой и кричал, и брат с криком прыгнул вниз…

— Даринка… — говорит отец, повернувшись. Лицо его кажется красным от отблесков огня. — Всё хорошо. Ты закроешь глаза, хорошо? Я тебя подниму и кину. В кусты. Как братца-Кролика. Ты немножечко ушибешься, но немножечко. Хорошо?

Я плачу и обнимаю отца.