А смысл? Нет никакого смысла. Точку пора ставить. Большую и жирную, итак затянула из-за своей трусости.
Хочется оттянуть тот момент, когда придется позвонить Жене и сказать, что не приду, но не могу. Больше никаких отсрочек, пора разбираться с проблемами.
В груди больно становится. Хочу к нему больше всего на свете, но сначала надо решить со Стасом.
Включаю телевизор, усаживаюсь на диван, в ожидании муженька, и все-таки набираю номер Майорова.
— Да? — он отвечает почти сразу, будто ждёт моего звонка, караулит рядом с телефоном.
— Жень, извини, я не могу сегодня придти, — выдаю на одном дыхании, боясь передумать.
— Лика, да какого черта??? Что опять на тебя нашло?
— Ничего. Все нормально, — в этот момент слышу, как в дверях ключ поворачивается. Любимый муж примчался домой на крыльях любви и праведного гнева. — Все, Жень, пока!
— Лика!
— Потом поговорим! — и я отключаю телефон, не дослушав, что он там пытался сказать.
Прости Майоров, потом все объясню, сейчас бы землетрясение пережить.
Стас обычно спокойный, как удав. Мы с ним редко ругаемся, а крупные споры за все время нашей семейной жизни вообще по пальцам одной руки можно пересчитать, но я знаю, каким он может быть, когда разозлится. Так что, скорее всего мне не помешали бы каска и бронежилет, и клетка в какой спускаются к большим белым акулам.
Смотрю в телек, изо всех сил изображая спокойствие, а сама прислушиваюсь к тому, что он делает в коридоре. Разувается, вешает пиджак и идет в большую комнату, ко мне.
Ладони мокрые, спина покрывается ледяным потом.
Черт! Что Стасу сказать? Как ему сказать?
Вся на нервах, страшно, а еще какое-то удовлетворение растекается по венам, радость дебильная от того, что все сложилось именно так. Сама бы я долго еще духом собиралась, а тут хочешь, не хочешь — ныряй.
Он остановился на пороге, подпирая плечом косяк, и смотрит на меня — а я смотрю в телевизор, хотя ни черта не понимаю, что там показывают. Сердце грохочет где-то в висках так громко, что его, по-моему, и на первом этаже слышно.
***
— Думал, не застану тебя дома, — наконец произносит он, нарушая тревожную тишину и, оттолкнувшись плечом от двери, направляется ко мне.
— Где мне еще быть? — спрашиваю, как можно спокойнее.
— Не знаю, это ты мне скажи.
Начинается. Сейчас допрос с пристрастием устроит, изображая оскорбленную невинность.
Стас берёт стул, ставит его у дивана и садится напротив меня, уперевшись локтями в колени. Смотрит так, будто первый раз видит, и я гляжу, не чувствуя ровным счетом ничего. Ни уколов совести, ни сомнений, ни сожалений. Разве что дискомфорт от того, что предстоит неприятный разговор.