– Человек! – пронесся в голове шепот потока холодного воздуха, того, который есть поводырь бури, приносящей очищение и покой.
– А чем ты питаешься? – лицо из глаза упорно продолжает смотреть, поедая без остатка, то что между временем.
***
Необязательно жить, чтобы быть мертвым. Здесь просто нет смерти, потому, что каждый кусочек этого мира пропитан жутким стремлением жить.
– Хочешь выжить? Достань нож.
– Хочешь жить? Беги!
***
– Постой, – пятипалая ветка сухого дерева в отчаянии тянется к ней, но разве море удержишь…
Её воздушное платье, влекомое тонким телом рванулось. Замерло. Развернулось и оказалось у стола. Изогнулось и стало частью тетради, которую ее рука прижала к груди.
Его отчаянию осталось только наблюдать.
***
– Этот человек – повеяло страхом в чернеющем небе.
– Почему так этого боишься?
– Ни чего я не боюсь! – но нотки дребезжания уже не скрыть.
– Так что же ты ешь?
– Какое это имеет значение? – струна лопнула и эхо, усиливаемое стенами бетона, понесло зверинец рыдания – я ем то, что мне хочется, когда хочется и сколько хочется! Мне не нужно бегать за кем-то, и ждать… Все бегут от меня! Меня боятся! – нижняя челюсть интенсивно задвигалась, зло не имея возможности убедиться в собственной аутентичности, основанной на разрушении, начала перемалывать себя. Пенящаяся ядовитая желчь, с каждой новой нотой нижнего регистра, кидала в опустевший мир горсти своего яда. Они дробью сыпались на еще монолитный панцирь асфальта и с шипением исчезали – Меня! Я!
Ворон, выражая легкое удивление, слушал.
***
Странное смешение чувств. И он, увидев признаки осторожности в этом смешении, рванулся вперед, пытаясь ухватить эту соломинку.
– Слышишь? – изнуренный страхами, он обратился к её полуоткрытым губам.
Но решимость цели, которой были полны ее глаза, остановила его. Потухшим голосом, принявшим смирение, он еле выдавил из себя: “Ну как мы сможем… “
***
Мужчина в эффектном темном костюме, с изящной стрижкой, закинул ногу за ногу, продемонстрировав свету прожектора безупречный глянец черного элегантных туфель. При этом пропорции профиля его лица, соблюденные таким образом, чтобы ни у кого не возникало сомнения, что перед ними сама воля, оказались доступны тому, что сейчас происходило на ринге.
– Все закончилось достаточно быстро – казалось, что сама воля говорит его устами.
Слова были услышаны. Такая же эффектность, изящество, безупречность и элегантность, упаковавшее в себя атлетическую силу, выпустило облачко сизого дыма.
– Давай не будем спешить брат – каждая произнесенная буква, как результат работы мышц. – я вообще-то поставил на его тощее тело.