Но оказалось, мама есть мама. Слишком хорошо она знала все мои больные места. Она просто виртуозно играла на моих слабостях и слабостях Юльки.
Я пришла – а сестра зареванная. Мама в лежку, с синяками на коленях и локтях, с шишкой на лбу.
Вокруг нее, как у ложа давно лежачего больного, разложены миски и лекарства, измеритель давления и, конечно же, пульт от телевизора.
У меня внутри все рухнуло. Опять? Снова за старое? Снова упала? Снова «не могу ходить, плохо»? Снова «подай-принеси»?
Я чувствовала внутри только холод. Знала, что любой нормальный человек бросился бы к матери, подал бы воду, вызвал врача, а я просто стояла в дверях и невидящими глазами смотрела вперед.
Перед глазами мелькали события трехлетней давности. Тоже критический момент в наших отношениях. Тоже ссора. Тоже упала. Ушибла руку, а почему-то отказали ноги. Врачи все хором говорили – все с мамой в порядке, она дуркует. А я не верила, сначала подносила все. Бегала по три раза на дню с работы, чтобы с ней по квартире ходить до плиты, где она готовила легкие блюда, и обратно. Думала, что реально что-то случилось, а потом как-то вернулась утром, забыв телефон, и обнаружила ее делающей аэробику под передачу по телевизору.
В то время у меня даже по телу пятна выступили на нервной почве. Мне очень тяжело давалась эта беготня, но хуже были переживания. А она вон – прыгала!
И теперь снова лежит.
Да, шишка у нее на лбу была вполне реальна, но я не верила. Чувствовала себя последней дрянью, плохой дочерью, отвратительным человеком, но ничего не могла с собой поделать.
– Юль, идем, – сказала я тихо.
И тут началось!
Майконг
Знакомство не удалось от слова «совсем». Теща болтается на занавесках, от страха сиганув поближе к потолку. Сестра пары лиса размахивает табуреткой, стиснув зубы и выпучив глаза, а сама Света совершенно флегматично прилипла к дверному косяку комнаты и неожиданно сказала:
– Вот ты вообще не вовремя.
И смотрит так равнодушно отупленно на выбитую дверь, будто ее накачали успокоительным. Такая защитная реакция девушки для Майконга была хуже истерики. Он же чувствовал, как ей плохо, как внутри все натянуто до предела.
Сам не понял, как притянул Свету к себе, крепко обнял и прошептал:
– Я с тобой. Все хорошо.
И по голове не забыл погладить.
Табуретка из рук сестры грохнулась на старенький паркет, а теща спикировала вниз вместе с занавеской и карнизом.
– Х-х-хорошо? – Света даже руки не подняла, чтобы его отстранить или обнять, и Майконг ломал голову, дурной это знак или отличный. – Дверь выбита – это хорошо?