– Ребят вызову, поставят. Одной банде все равно заняться нечем.
– Маму на занавеску загнал – тоже хорошо?
– Так сразу ожила, встала. Смотри, какая бодрая.
– В этом есть смысл. А сестру испугал? – Света что-то закопошилась в его руках, и Майконг, приятно удивленный таким путным диалогом, приободрился:
– Сестре все объясню!
И тут вдруг Света отскочила от него, а в бок Майконга впились две железки. Лиса тряхнуло разрядом тока так, что в глазах заискрилось.
Оборотня прошило насквозь не только током, но и чувством, что его предали. В рот будто перца красного насыпали, в глаза – закапали лимонного сока. И мышцы задрожали.
Одно моргание – и чудовищно громкий рык вырвался из горла Майконга в сторону Светы. Девушке аж волосы назад откинуло.
Лицо пары на миг словно окаменело, а потом лису прилетела такая пощечина, звон которой был ничуть не тише его звериного рыка.
– А ну, не рычи на меня! – В глазах Светы стояли слезы.
И зверь, который только что хотел от ярости сравнять весь район с землей, неуверенно отступил.
Света
Я думала, что крепкая, почти железная. Что закалилась словно сталь, что мне все по плечу. Но тут снова мамины манипуляции, зареванная сестра, а еще и этот оборотень-герой на меня рычит.
Рука будто сама обрела сознание – я не успела понять, как дала брюнету звонкую пощечину. Из глаз брызнули слезы отчаяния, и я завыла во весь голос.
Так, как забыла, когда плакала. Наверное, никогда.
С появлением Юльки в нашей семье я вообще не позволяла при ней слез, а если и накипало, то тихо сцеживала их в подушку по ночам. Стирала на работе случайную слезу обиды. Но чтобы так, с открытым ртом, со рвущейся из горла безысходностью, – никогда-никогда.
Наверное, не реви я сейчас, рассмеялась бы от вида Майконга. Совершенно растерян, крайне подавлен, а еще и руки, протянутые ко мне, дрожат, и моргает часто-часто.
Я не заметила, когда взгляд Майконга стал твердым и уверенным. Только услышала, когда он заговорил.
– Мама, приглядите за своей младшей дочерью. Дверь сейчас починят, – сказал мужчина и вдруг поднял меня на руки.
А мое тело будто спазмом все свело, каждую мышцу. Было все равно, куда оборотень меня несет и зачем.
Дальше запомнилось вспышками: его плечо и запах бергамота, переднее сиденье машины и стакан чего-то горячего в моих ладонях, а Майконг ругается на меня и дует на мои опухшие руки. Заглядывает в глаза, а его радужки такие синие-синие, что я иногда зависаю. Мне кажется в полутьме, что они светятся. Вот дикость?
Наверное, я взялась за горячее – как-то запоздало сообразила я. И тут же вопрос: и что? Все равно.