Лавина новой информации с трудом вмещалась в сознание Юзера. Всё, что он услышал совершенно не соответствовало тому, что он знал о мире, находясь в юзерхаузе. Он привык преклоняться перед Светоносцем, почитать Великого Координатора, слушаться советов и приказов Анализатора, верить в мощь и рациональность Системы, испытывать благодарность за то, как была устроена его жизнь. И вдруг выясняется, что всё, чем он жил, что любил, чему верил – неправда. С этим было очень трудно примириться.
Михаил Алексеевич понял состояние Юзера.
– Сейчас я, пожалуй, пойду. На сегодня достаточно. Подумай, успокойся. А завтра я зайду снова, если ты не против, поговорим ещё.
С этими словами он попрощался и ушёл.
В комнату снова зашла Аня. Она не стала ни о чём спрашивать Юзера, понимала, как нелегко ему переварить столько всего нового.
Потом наступило время обеда, и, надо признаться, новые кулинарные творения Валентины отвлекли Юзера от его дум и даже подняли настроение.
После обеда ненадолго заглянул отец Василий. Юзер был, кажется, рад его увидеть, ему хотелось узнать об этом таинственном и непонятном Боге и обо всех тех, кого он вчера видел на изображениях во дворце, который назывался храмом. Но священник понял, что Юзер буквально переполнен впечатлениями (тем более, что Аня ему успела кратко сказать об их утреннем разговоре и о посещении психолога). Поэтому отец Василий решил пощадить ум Юзера и стал с ним разговаривать о самых простых вещах: о здоровье (не простыл ли он вчера), о том, понравилось ли ему поселение, чем бы он хотел заниматься, умеет ли Юзер читать и так далее.
Но Юзер внезапно попросил:
– Расскажи, как ты жил в юзерхаузе?
– Ну что же, если интересно, слушай.
И отец Василий поведал ему свою историю.
– А потом? – спросил Юзер.
– Что было после того, как я поправился? Сразу пошёл пешком в ту деревню, где жили мои родители. Мне предлагали телегу с лошадью, но я отказался. В то время каждая лошадь была настоящим сокровищем, потому что их было очень мало. Мало ли что могло случиться на моем пути. Лошадь могли украсть, она могла убежать, заболеть. Наконец, меня могли убить, а лошадь забрать себе. Нет, не мог я взять на себя такую ответственность. Путь был неблизкий, шел я несколько дней, много чего навидался, но нигде не задерживался, очень торопился. Как забилось моё сердце, когда я увидел, что из трубы на крыше нашей избы поднимается дымок. Мама бросилась меня обнимать, целовать, плакала и смеялась одновременно. Признаюсь, я тоже плакал.
– Где ж ты был, сыночек? Я уже не чаяла тебя увидеть, хоть и молилась за тебя каждый день. Отец-то наш тоже тебя ждал, да не дождался, бедный. Как бы он сейчас порадовался! Видно, не судьба…