Во всяком случае, Агате.
Если попытаться углубиться в себя. Если попытаться абстрагироваться. Стать улиткой. Спрятаться в панцирь. Так, как она делала в школьные годы. Сливалась с окружающей средой. Представляла, что она в своей комнате и под одеялом. Мысленно затыкала уши наушники, зажмуривалась, сворачивалась… И просто дышала. Потому что даже дышать подчас было сложно.
Слишком много обидных слов. Слишком много шума. Слишком много движения. Слишком много воспоминаний, которые тоже, как эти вспышки, ослепляли…
А сейчас по-скотски подло будто возвращались.
С гулом. С шумом. С тем, как кто-то подходил к Косте, здоровался, протягивал руку, улыбался ей…
А она не могла заставить свой взгляд ожить. Себя ожить заставить не могла. Он хотел себе куклу — он ее получил.
А у кукол же ограниченный функционал, что ты с ними ни делай. Только качать головой. Редко моргать. Быть пустоголовой. Быть пластмассовой. Быть медлительной.
Чтобы не скатиться в позорную истерику, Агата изо всех сил пыталась представить себя под колпаком. Это тоже была одна из вещей, которые когда-то помогали, пока не был изобретен идеальный выход — полная изоляция.
Под этот колпак плохо проникали звуки. Он будто был сделан из мутного стекла, поэтому ненавистные люди превращались в мечущиеся расплывчатые силуэты. Он не должен был позволять кому-то подойти. Хотя вполне возможно, «мертвая зона» вокруг Кости — его заслуга.
Это немного спасало, но внимание Агата всё равно чувствовала.
То и дело стреляла взглядом туда, откуда за ней, как самой казалось, вели пристальную слежку, а на самом деле… Просто изучали с любопытством.
Иногда женщины. Сначала посмотрят на нее, потом на Костю. И что у них в голове — понятно. «Ничего особенного. Тёлка, как тёлка. Не хуже меня».
Иногда мужчины. Кто задумчиво. Кто оценивающе. Это хуже. Мужчин Агата боялась больше. И каждый раз приходилось себя убеждать, что именно этот — не опасен. Вспоминать о колпаке. Расфокусировать взгляд и дышать носом.
Костя не пытался говорить с ней. Но и не отходил, за что ему… Спасибо, наверное.
Потому что оставь он её саму в толпе — Агата умерла бы. Пусть больше не могла ему доверять, надеяться на него, но чувство мужской руки на собственном теле — будь то еле-заметные поглаживания по спине, талии или большим пальцем по ладони — работали наряду с колпаком.
Костя стал человеком, который может её убить. Но именно сейчас — тем, за кого хоть как-то можно цепляться, чтобы не умереть окончательно из-за его же действий.
Агата не следила за программой, которая наверняка была. Не слушала, о чем и с кем говорит Костя, просто кивала, если приблизившись к уху что-то вроде как подбодряющее произносил Гаврила.