А режиссура старая, в кожаном пальто.
От прошлого осталась куча миражей
И жажда повторения старых виражей.
Но комиссарше памятник велено разбить,
А подлые собаки снова стали выть.
Вот они мелькают, в кожаном пальто,
Трудно различимые сквозь мутное стекло.
За окошком месяц в тучу заплывал,
На разбитом Храме аист ночевал.
Гопота дождалась новых делегатов,
Тех, что прикупили кресла депутатов,
Новая деревня строится опять,
Гопота ликует, нечего с них взять.
В новолуние ведьмы в кожаном пальто,
А вокруг собралось нечисти кудло.
В новой жизни трудно думать головой,
Лучше напиваться под собачий вой.
Синие мундиры строятся в конвой,
Всюду неотступны, как собачий вой.
И гнезда на Храме аисту не свить,
Аспиды престолу рвутся услужить.
За чинами лезут в двери и в окно,
Кто в князья наладился, а кому – в графьё,
А холопы будут в очередь стоять,
Льстиво улыбаться и подачек ждать.
А блаткомитет на яхтах проживает,
Он оттуда всеми ловко управляет.
Денежная масса неустанно бдит,
Все, без исключения, будут жить в кредит.
Кто слюнявил жвачку в долговом ярме,
Тот уже не может служить своей земле.
Инородцы будут сеять и пахать,
А тех, что придушили, пнут голосовать.
Кому надо – знают, кто как послужил,
Кто от страха трезвый, а кто и перепил.
В согнутых коленях – дрожь и маета,
Новая дорога, старая судьба.
Новая дорога в старой колее —
Та самая телега на красном колесе.
Кто в ладоши хлопал и чуда ожидал,
Те молиться будут на прежний пьедестал.
Были точно рядом с кожаным пальто,
Те, кому сегодня сыто и свежо,
Но можно этот климат и в гробу видать,
Если не бояться жить и не кивать.
Кто-то на все плюнет и будет с этим жить,
А кто-то не сумеет ничего простить.
Никогда не выболит у таких людей,
Что пальто из кожи – одежда палачей.
Расчешите гривы четырех коней
И благословите всех своих друзей.
Прет еще кого-то громко заорать,
Тех – забить плетями, а этого – распять.
Будьте бдительны, товарищи мои,
Чтобы не было холопов и войны.
Можно водку спиртом запивать,
Но нельзя больного к власти допускать.
Если этот дом – без окон и дверей,
Значит, он построен был не для людей,
И когда падет проклятия венец,
То пробьется к свету аиста птенец.
С родившимся дитем духовной зрелости
Люди выйдут из окопов шинельной прелости,
И в даренную книгу научатся вникать,
А свои законы бросят сочинять.
Разгорится солнце в сиреневом тумане,
Осветив триумф любви на поле брани.
Колокольный звон сольется с вечным небом
И прольется по земле для всех насущным хлебом.
Люди перестанут льстить и угождать,
Смогут научиться верить и прощать.
И собачий вой умолкнет навсегда,
И восстанет Храм на вечные лета.