Суматоха в переднем ряду заставляет меня вернуться к причине, по которой я здесь. Девочки-двойняшки Макса плачут. Когда миссис Тригер говорит сыну сесть поближе к ней, парень качает головой.
– Я не хочу быть здесь! – выкрикивает он.
Мать протягивает руку, чтобы утешить его, но он уворачивается и убегает. Парень прав. Я тоже не хочу здесь быть.
Когда присутствующие на похоронах и партнер Макса, Ланс, бросаются к убитой горем вдове, чтобы утешить ее, я выскальзываю наружу.
Я достаточно быстро нахожу парня. Ему около одиннадцати или двенадцати. Ужасно в таком возрасте потерять отца. Черт, я потерял отца еще до рождения, и это тоже было ужасно. Точнее сказать, мой папа ушел. Исчез, как только мама сказала ему про беременность. Вроде бы он забрал все накопленные ею деньги и сбежал с какой-то бимбо-стриптизершей>[1], которую встретил в забегаловке.
Мой папа был чертовским придурком.
Сын Тригера выглядывает из-за дерева и с любопытством рассматривает меня.
– Я ни за что туда не вернусь.
Я пожимаю плечами и вытаскиваю сигареты из кармана.
– Слушай, парень, мне наплевать, вернешься ты туда или нет. – Я зажигаю сигарету и сажусь на скамейку для пикника возле дерева. – По мне так оставайся здесь и прячься хоть весь день напролет.
– Я не прячусь. – Он выходит из-за дерева, и я вижу его худощавое тельце и красное, опухшее от слез лицо.
Я делаю затяжку, и дым обжигает стенку горла. Это в очередной раз напоминает мне, почему я ненавижу эти чертовы штуки.
– А я думаю, прятался.
Парень осторожно садится на край скамейки.
– Ты же сын шерифа Блэкберна, да?
– Пасынок, – быстро исправляю я.
Он переводит взгляд на сигарету.
– Это вызывает рак.
– Как и поедание хот-догов. Пробовал?
– Ага.
Я делаю еще одну затяжку и тушу сигарету прямо о скамейку. Я начал курить примерно в его возрасте, когда мама оставила пачку «Ньюпорта» на кухонном столике и ушла на всю ночь. А бросил курить, когда начал заниматься спортом и качаться, но иногда я выкуриваю по одной в тяжелые дни. Сегодня точно нужна пара затяжек.
– Иногда весело делать дерьмо, которое тебе вредит, – говорю я ему.
– Ты правда сидел в тюрьме за кражу автомобиля? – спрашивает он.
– Я ее не крал, парень. Я ее позаимствовал.
– Зачем?
– Хочешь правду?
Он кивает.
– Чтобы разозлить того, с кем встречалась тогда моя мать. – Я машу рукой в сторону похорон. – Почему ты сбежал?
Он оттягивает от шеи воротник накрахмаленной белой рубашки, словно та собирается его задушить.
– Я просто… я не хочу видеть этот гроб. Я не идиот и знаю, что он умер. Я просто не хочу, чтобы мне об этом напоминали. И мне не нравится, что теперь все таращатся на меня. – Он пинает ножку скамьи, не поднимая головы. – Ты когда-нибудь хотел просто исчезнуть?