– Не надо туда стремиться. Не беспокойся, наступит твое время.
Потом мать лихо опрокинула рюмку самогона тройной очистки, настоянного на кедровых орешках, цедре лимона и лепестках каркаде. Огненный напиток, переливающийся алым, коричневым и золотистым, исчез у нее во рту.
– Ах, х-х-хорошо, – пробормотала мать, – к-какой забористый самогончик. Кто его гонит?
– Саня-толстяк, живущий по соседству. Мы с ним учились в одном классе.
– Не помню, – мать тряхнула головой и опрокинула вторую рюмку вслед за первой.
Я вздохнул, мать и при жизни многое не помнила и забывала, что говорить теперь, когда давно прописалась там, за гранью. Но мне никто так и не ответил, как там живется, и я повторил вопрос.
Братец, хотевший дернуть очередную рюмку, отставил ее в сторону и тоскливо протянул, – хорошо там, бухла и жрачки завались, ни за что не надо платить, только все без вкуса, пьешь и не пьянеешь, ешь и не наедаешься. Здесь лучше, вот самогона тяпнул, и сразу в голову ударило, отличный самогон, забористый. Так что не спеши, еще успеешь на райских лужайках покувыркаться с молоденькими девочками. Поверь, они холодные ледышки, и никакого удовольствия, как от выпивки и жрачки. Кстати, встречал Веру, такая же яркая, хвостом крутит направо и налево, а за ней мужики табуном ходят. Как-то столкнулись на узенькой дорожке, и спросил, помнит ли нас. Она обсмотрела меня со всех сторон, губки поджала и фыркнула: «тебя в упор не помню, а братца, Юрочку, помню. Мол, когда преставишься, обязательно пусть в гости зайдет, я его горемычного утешу, а вот тебя не хочу ублажать. – Я хотел сучке по привычке в табло зарядить, но сдержался. Я за свои проделки уже почти на грани развоплощения, и если тронул ее, – точно бы развоплотили!
– Неужели так плохо? – я удивился.
Братец нехорошо на меня зыркнул, словно что-то хотел сказать, но сдержался, дернул рюмку самогона и стал хрустеть луком.
Мать ответила за братца:
– Это здесь, если не попался милиции, значит, не виноват, там – ангелы хуже милицейских, бродят табунами, все видят, все подмечают и неподкупны. Три предупреждения, попался в четвертый раз – сразу, на месте – развоплощение. Был, и ничего не остается, только бледная тень будет биться, как муха об стекло, в отстойнике. Твой братец бедовый, уже четыре раза попадался.
– Как, сама же говорила, что на четвертый раз должны развоплотить, – я опять удивился.
Братец тяжело вздохнул, а мать грустно улыбнулась:
– У нас так можно, если кто-то берет вину на себя. Вот я и взяла за сыночка. Только он никак не поймет, что играет с огнем. Я ему сказала, что больше не буду брать его вину на себя, есть у меня еще сын, вдруг и ему понадобится помощь, когда окажется здесь.