У меня защипало в глазах. Мать и там думает обо мне, а я – честно, редко ее вспоминаю, ох, как редко.
– Сынок, а ты чего не пьешь? – подняла на меня глаза мамаша. – Ты что, трезвенником заделался? Помню, раньше ты никогда не отказывался.
– Эх, маманя, отпил я свое, отгулял. Теперь меня другие мысли мучают. Маманя, для чего ты меня родила? Для такой скотской жизни? – я обвел рукой свое убогое жилище.
– Ты рубашку на себе не рви, – строго прикрикнула мать. – Я тебе оставила две комнаты в коммуналке. Где они? Пропил?
Я покаянно кивнул головой.
– А ноги? – не переставала наседать мать.
– И ноги, – не стал я отрицать. – Как-то выпил, но видно водка была паленая, стало плохо, выполз на балкон в тапочках, там вырвал и меня сморило. Так и уснул на балконе. Проснулся в больнице, правая ступня чешется, спасу нет, потянулся, чтобы почесать, глядь, правой ступни нет. На левой ноге один пальчик остался. Хирург сказал, что с правой ноги тапочек слетел, вот ступню и отрезал, а с левой – на пальчике задержался, и оставил один палец. Самое интересное было потом, когда домой привезли, а дома-то нет! Точнее есть, только не мой, я, оказывается, когда лежал в беспамятстве в больнице, продал по доверенности хмырю, что по двору на меркаве раскатывает. Спасибо, что сарай остался, заселился в него и живу.
– А деньги? – спросила практичная мать. – Тебе же должны были заплатить за комнаты, мне и твоему братцу памятники бы поставил, небось, могилки-то заброшены и неухожены.
– Ты отомстил хмырю? – братцу было наплевать на деньги, он всегда был непрактичным.
– Маманя, какие деньги, – я безнадежно махнул рукой. – Я того, кто от моего имени продавал, в глаза не видел, а ты говоришь о деньгах. Что касается – мести, да, только не так, как хотелось. Безногому трудно мстить.
Мать приложила палец ко лбу, что означало у нее сложный мыслительный процесс, и, помолчав, спросила:
– Ты как-то упоминал, что у тебя один из одноклассников в люди выбился, стал дровокатом.
– Кем? – не понял я.
– Дровокатом, – повторила мать.
Я не выдержался и расхохотался:
– Маманя, вы не обижайтесь, но книжки-то читать не любили, а цитируешь Мамина-Сибиряка, – «дровокат». Правильно: «адвокат».
Мать пьяно махнула рукой:
– Мне без разницы, адвокат – дровокат. Зато ты, что ль, книгочеем заделался?
Она обвела рукой стопки книг по сараю.
– С того времени, как стал калекой, ровно полгодика побухал, а потом как отрезало! В рот не беру. Теперь времени много, вот и пристрастился к чтению. Ты же помнишь, я и в детстве читать любил.
– Помню, драла тебя как сидорову козу, когда ты у соседки подписное издание и колечко стащил, а та написала заявлению в милицию, и тебя поставили на учет в детской комнате милиции. Только потом выяснила, что книги ты взял, а колечко – твой брат, – и мать взъерошила волосы у братца. – Только ты братца не выдал, все взял на себя, книги отдали, а я потом из пенсии отдавала деньги за это грошовое колечко.