– Я смог, – прошептал он беззвучно. – Вы говорили я никогда не смогу… но я – смог. – Хо потер бесполезную печать пальцами – простой кусок металла, который ещё никого не сделал мастером. – Вот теперь я – Мастер, учитель…
Ещё пару проверок и он сможет написать, что ученик Хо вырастил достойную замену. Достойную продолжить общее дело. И сможет вернуться. Представить Учителю своего ученика.
Сколько зим он не видел побережье и ласковые волны теплого Бирюзового моря? Сколько? Шестнадцать зим? Пятнадцать? Десять из которых, с того самого момента, как кланы начали договариваться об отправке новой экспедиции к “неизвестным землям” – он провел на Севере. Следил и наблюдал, пил и подкупал, развязывал языки и запоминал.
И только сейчас Хо смог постичь смысл странных слов, сказанные ему на прощание Наставником: “Умирать мне больше не страшно”.
Умирать больше не страшно, потому что теперь он никогда не умрет. Потому учитель продолжается в своем ученике. Он будет жить до тех пор, пока рука мальца держит кисть. Жить в его учениках, и в учениках его учеников.
Коста спал.
Не громко трещали дрова в камине. Косые тени ложились на кусок пергамента на столе.
Глядя на надпись, выведенную рукой ученика, Хо видел перед собой не черные линии туши, а бирюзовые волны, голубые облака и чаек в вышине. Старые камни растрескавшейся мраморной доски Го пахли сандалом, над любимой чашкой учителя вился пар… и так…
…поколение за поколением.
Зима за зимой.
Ученик за учеником.
Сезон за сезоном.
“Блау хранят Блау ”.
Старый Керн, кухня в пекарне
Коста сушил сухари.
Думал, вздыхал, крутился на неудобном стуле у большой печи, вскакивал – вовремя пошевелить, чтобы не сгорели, снова вздыхал и садился обратно.
В пекарне думалось хорошо – вдова с дочерью споро наминали тесто и девчонка уже не раз получила за то, что открыла рот – с хлебом следует работать молча. Ему же – в обмен на то, что подновил вывеску лавки – два дня подряд выделяли подсохшие лепешки, которые не разошлись.
– Горит! Следи же! – рявкнула мистрис, и Коста очнувшись, снова начал шевелить небольшие кусочки лопаточкой.
Можно думать и так, без сухарей, но гораздо лучше думалось с сухарями, зная, что у тебя уже насушено пару мешочков, и сегодня будет ещё два. А четыре уже можно растянуть, если есть по две горсти в день, то почти на декаду.
Сухари Косту успокаивали.
Дела и вопросы мастера последнюю декаду стали совсем странными. Вчера старик Хо завел разговор о том, чего он, Коста, хочет от жизни.
Очень простой вопрос.
Коста хотел жить. А жить, значит знать, что ты будешь есть завтра, на чем спать, иметь тушь и кисти, чтобы рисовать. Все очень просто.