Посчитав, что этот ужасный танец, лучшее время для того, чтобы убрать с глаз невменяемого друга, Буратина и Поночка схватили его под руки и , почти волоком, потащили к выходу. В какой-то момент пьяное тело выскользнуло из рук конвоиров и метнулось к танцующим. Ухватив Деда Мороза сзади за бёдра, оно стало изображать недвусмысленные движения, которые можно было расценить, как самый пошлый вариант ломбады. Дед Мороз тут же прекратил танец и развернулся лицом к телу. Дедушка был на полголовы выше, и тут бы пьяному дурню насторожиться. Он же, довольно улыбнувшись ухватил дедушку за бороду громко продекламировав, так, что услышал весь зал.
«Гюльчатай, открой л-личико!»
Ватная борода сползла вниз, обнаружив под собой чёрную щёточку усов физрука Нафани. Дед Мороз стряхнул с себя рукавицу и в мгновение прилепил широкую ладошку к уху неадекватного ублюдка.
«А-а-а!» – завизжал тот, распахнув рот, будто выброшенная на берег рыба.
Добрый дедушка, словно мешок с подарками, протащил негодяя за ухо через весь зал, потом через коридор, спустился с ним на первый этаж, вывел на крыльцо и только там отпустил многострадальное ухо. Потом он развернул негодяя лицом к крыльцу, спиной к любимой школе и дал ему увесистого пенделя подошвой огромного валенка. Тело, сделав пару кувырков через голову, скатилось с крыльца и застыло на заснеженном тротуаре. Тем временем, на крыльце появились провожатые негодяя, один из которых держал в руках пуховик.
– Быстро взяли его под мышки и домой! – Грозно сказал Дед Мороз, обращаясь к друзьям. – Только чтоб лично в руки родителям. Я проверю!
***
Душа и разум возвратились в тело, только утром, когда сквозь обрывки песен, фраз и криков, роящихся в моей голове, пробился грозный голос отца.
– А ну-ка подъём, пьянь!
Разлепив, будто залитые клеем веки, я увидел родителей, которые сидели на стульчиках возле моей кровати, как у гроба покойного. По крайней мере, на их лицах читалась скорбь утраты. Я хотел было поднять голову, но та, словно примагнитилась к подушке, поэтому длинную лекцию о вреде алкоголизма пришлось выслушивать лёжа, уныло глядя в потолок, и почёсывая распухшее ухо. Тогда ещё мои бедные родители не могли познать всю степень тяжести утраты, поэтому поучали меня относительно спокойно, не срываясь на мат и рукоприкладство. Если бы они знали, что наряду с моральным обликом их сын потерял совесть и опозорил себя, а соответственно их на всю школу. Если бы они знали, что припрятанная к Новому Году бутылочка вина, покинула своё уютное логово и больше никогда туда не вернётся, жуткой порки было бы не миновать. Со временем большая неприятность разбилась на части, а соответственно и наказания не были такими жестокими. Словом, мне повезло, а физрук ещё долго начинал свои уроки со слов «Восток дело тонкое, Петруха!».