День перевивки (Любин) - страница 12

Мысли о Геннадии почему-то не уходили. «Интересно, как он болеет», – подумал с любопытством, безуспешно пытаясь вспомнить, когда тот последний раз бюллетенил. Свободной от руля рукой размял затылок, привычно нашарил в кармане таблетку атенолола. «Играется в свои фантазии, как дите, придуривается. Жирная свинья…»

14

Вечера угнетали Зинаиду более всего: они предвещали самое ужасное – секс. Не то чтобы была она бесчувственной или, по-современному, «фригидной». Но страстность в женщине пробуждают мужские ласки, помноженные на время, – а с этим ей не повезло.

От первого супруга она понесла, даже не успев толком понять, что же такое эта так называемая «близость» – похотливая возня или райское блаженство. Потом беременность, трудные роды – как будто они бывают легкими, – выхаживание младенца. Сынок, немного недоношенный, оказался худеньким, слабеньким. Зинаида, забыв себя и белый свет, выкармливала, поднимала, вытягивала в жизнь – и «выкачался» малый каким-то чудом, выкарабкался.

Ценой мамкиной молодости…

Из-за того, что страсть в ней так и не проснулась, годы безмужья переносила Зинаида спокойно, как будто так и уготовано женской природой. Лишь однажды, засыпая за сериалом, – а там постельная сцена, да такая смачная, с чувством, прямо на полу, – ощутила вдруг жар необыкновенный где-то внизу живота и захотелось того же и так же. Рука непроизвольно приникла к промежности и ощутила плоть – свою, но вроде как чужую: набухшую, влажную, горячую. И так стало томно-сладостно, невыразимо приятно – но загремел ключами, входя, сын, и сразу все исчезло. Осталось лишь какое-то непонятное томление в низу живота – тягостное, ноющее, как зубная боль. Зинаида еще долго ворочалась с боку на бок, унимая его, и, наконец, уснула. Утром не помнилось ничего…

Второй муж обрушил на нее всю страсть застоявшегося «без бабы» мужского тела, и Зинаида, подстраиваясь под него, старалась угодить. Тем более, что и требовалось не так много: вовремя томно застонать, чуть подвигать тазом, шепнуть в конце благодарно: «Ко-о-тик…»

И все бы ничего – да время, черт бы его побрал: пришла для мужа пора отставки, пенсиона, невостребованности. Не обученный осмысленному заполнению досуга, – а его никогда и не было, досуга-то: в будни – служба, в выходные – поездки в деревню, – муж занемог безделием. В ненастье он часами сидел перед телевизором; в хорошую погоду спускался во двор и просиживал время с мужиками в таких же, как у него, висящих на коленях «трениках» и шлепках на босую ногу.

У него доставало терпения и желания не уходить до прихода Зинаиды и, заметив ее издали, он махал рукой и торопился навстречу. Потом они подымались к себе на этаж, и в душной тесноте лифтовой кабины Зинаида ощущала исходящий от него дешевый винный перегар. За ужином она укоризненно ему выговаривала, а он не оправдывался, а молча виновато жевал.