— Зайди в дом, — сказал отец.
Чжонку поднял на него глаза. Оказывается, тот подошел и уже довольно долго смотрит на своего задумавшегося ребенка.
— Отец…
— Чжонку, я не хочу об этом говорить, — вдруг перебил отец, — во всяком случае, сейчас.
Юноша неожиданно для самого Соджуна закивал головой, соглашаясь.
— Я просто хотел сказать, вернее, попросить, — проговорил мальчик, сделав еще несколько шагов навстречу.
— О чем?
Сын поднял на него блестящие глаза.
— Научите меня биться, как вы! — восторженно заявил он.
Соджун усмехнулся, а усмешка вышла горькая и кривая.
— Зачем? Не ты ли говорил, что владеть мечом бесполезное занятие, и что главное оружие мужчины — ум?
Чжонку покраснел и виновато поклонился.
— Извините меня, отец, за столь нерадивые речи, — сказал он учтиво, — я по глупости то сказал.
Соджун вздохнул.
— Уже поздно, и я устал. Иди спать, завтра договорим, — произнес он.
Чжонку поклонился на прощание и ушел.
«Однако, какой послушный сегодня»,— скользнула мысль в голове. Но тут из комнаты госпожи Елень вышел доктор Хван. Соджун поспешил ему навстречу.
У врача было озадаченное и хмурое лицо. По нему скользили какие-то тени, которые молодому господину разгадать не удавалось.
— Говорите все без утайки, — прошептал Соджун, а горло перехватило.
Доктор глянул на него, вздохнул.
— Ее били, долго били. У нее все тело в синяках. Просто живого места нет. А еще пытали…
— Пытали? — выдохнул Соджун, чувствуя, как слабеют колени.
— Да, щиколотки прижгли, ходить она еще долго не сможет. Как и говорить, — вздохнул доктор.
— Говорить?
— Я уже спросил у ее дочери… эти… солдаты ее петь заставили.
— Петь? — ужаснулся капитан, а рука сама зашарила в поисках меча.
Доктор закивал.
— Я все понимаю, измена, предатели, но она женщина! Ей просто хотелось спасти детей, как и любой другой матери, — проговорил господин Хван, сокрушенно качая головой.
— Вы … многого не знаете.
Доктор вскинул на него удивленные глаза.
— И это стоило таких мучений? У нее руки даже ложку держать не могут! И еще долго не смогут! — зашипел он разъяренно и стал обуваться, а молодой господин придержал его за рукав.
— Не поймите неправильно, я не одобряю действия солдат, ни в коей мере, — заговорил он твердо, — после всего того, что они натворили… после того, что с ней сделали, им нельзя жить! Они этого не достойны.
Доктор Хван посмотрел на перекошенное от гнева лицо мужчины и тихо сказал:
— Я вас не слышал, господин капитан. Вы ничего не говорили, а я ничего не слышал. Совсем ничего. Я приду завтра. Рабыня посмотрит сегодня ночью за ней. Пусть спит. Я дал ей опия. Он облегчит боль. О, ваш отец прибыл. Прощайте, капитан Ким.