– Таиска, за что я тебя уважаю, так это за образную речь. «Тягостные мгновения одинокой старости» – это же просто поэма!
– Учись, Коля, это тебе не внучка и жучка.
Таисия подцепила стопку картона и поволокла к выходу. Коля вышел из своей секции и сказал:
– Давай отнесу, речистая ты моя. А ты пока товар покарауль.
– Таисия Андреевна, а ребеночек-то жив? – спросила старуха.
– Жив, представь себе.
– Как это врачи дали ему на свет появиться? Ведь таких неполноценных абортируют всегда, даже если все сроки прошли.
– Почки у нее. Пока лечили да думали, как подступиться, у нее преждевременные роды начались. Там и сроку-то было меньше шести месяцев. Говорят, весу килограмм. А за жизнь цеплялся! За месяц вес набрал. И забрала его Елена Игнатьевна.
– Господи, да куда он ей, старой, такой недопёклый?
– А куда ей деваться? Она женщина порядочная. У ребенка мать дурочка, отец – подлец, но сам-то он не виноват. Какой ни есть, а внук, родная кровиночка.
– И что, он нормальный?
– Разве сейчас разберешь? Я у Ирины Владимировны спрашивала, она сказала, что вряд ли. Мало того, что ум ему не у кого наследовать, там еще наследственная болезнь почек. В общем, опять Елене Игнатьевне с ребенком по врачам мотаться. Только лет ей теперь не под сорок, как с Зоей, а шестьдесят.
– Слушай, а почему вообще ей его отдали?
– Как опекунше Зои. Она тогда еще жива была. Понимаешь, если ребенок был бы хороший, да с хорошей наследственностью, на него бы в момент усыновители нашлись. И врачи начали бы требовать всякие бумажки, чтобы не отдавать. А такому дорога только в детдом. И это уже медикам бумажки собирать.
– А где он сейчас?
– Ну, наверное, кто-нибудь из соседей приглядывает, пока все родные на похоронах.
Глава 16
Пока все родные на похоронах были, Наташа с новой ключницей Ольгой и соседской кухаркой Лушей накрыли поминальный стол. А родни было всего ничего: две сестры Игнатия Илларионовича, одна вдовая, другая незамужняя, да Маша с Софьей Анисимовной. Детей с учебы не вызвали, боясь, как бы оспа к ним не пристала. Когда знакомые и соседи разошлись и уже стали со стола собирать, Софья Анисимовна придралась к Наташе за ею же уроненную на пол ложку и дала ей звонкую пощечину.
– Вот, Марфа Илларионовна, – обратилась она к незамужней золовке, хозяйствовавшей в деревеньке, принадлежащей ей пополам с братом. – Забирай эту неумеху, а мне какую пошустрее пришли.
– Она по крестьянскому делу и правда, неумеха, – ответила золовка. – С шести лет в дворне. А у меня каждые руки на счету.
Увидев, что сейчас мачеха с теткой сцепятся, Маша сказала: