В воскресенье все сидели по домам, а понедельник не обошелся без сюрпризов. Капитан всеми силами подводила Коломейца под суд, и хотя она ясно понимала, что реальный срок он не получит, но этот суд сильно подгадит репутации борца за физическое и нравственное здоровье жителей города. И он, поняв, что засылка адвокатов никаких хороших результатов ему не даст, и эпизод по той девочке в суде будет озвучен, решил «занести» в следственный отдел и притащился с пачкой зеленых денег прямо под камеры и софиты. Эффект был ошеломительный – он оказался в клетке, а адвокаты вновь заявляли, что их доверителя подставили. Давно известно, что чиновники и управители в разных регионах сторонились тех, чьи фамилии где-либо прозвучали рядом со словами «взятка», им было все равно, получали или сами давали. Такая вот история в понедельник.
Еще Маша где-то нашла текст клятвы Гиппократа и теперь целыми днями ее учит. Ясно, что заранее готовится к таинству своей будущей профессии.
***
В этот раз провожатых собралось уж очень много, и самые напористые были из местной прессы, но это точно полковник постарался. Так и стоял Родион на перроне, держа в одной руке большую сумку Ксении, а в другой – плечики со своим мундиром под черным чехлом. Но проводы закончились, и поезд тронулся. Дорога прошла легко. Только уже при посадке в Москве, при низкой облачности, Ксению чуть укачало.
Алексей не знал, что Родион будет не один, но страшно обрадовался и одновременно смутился. Он сразу по этому поводу позвонил маме, а то от такой неожиданности будет столько счастья, что и до беды недалеко. У Алексея с последней встречи, как он сказал, ничего и не изменилось. Водитель, как и машина, были те же самые, куда ехать, Алексей даже не спрашивал, было понятно, что в Кунцево. В поезде Родион рассказал Ксении о своих родственниках в Москве и о своих чувствах к ним. Она уже понимала, куда они сначала двинутся.
Кладбище было убранным и помытым к празднику. Народа было много, люди смотрели на могильные плиты, и лица чаще были скорбными, но были уже и помянувшие. У могилы Алексея Николаевича стояли две женщины, мужчина и двое пацанов-подростков. Один из ребят положил на гранит могилы красную гвоздику, и они пошли дальше по аллее. Возложили цветы, аккуратно, чтобы не заслонить букетом одинокую гвоздичку, постояли и пошли на выход.
Любимая тетушка опять как-то по-фронтовому обняла и поцеловала Родиона, при этом не сводя глаз с Ксении. Она не знала, куда деть свои руки, а Ксенин живот ее совсем разбалансировал, она обняла ее очень аккуратно, назвала дочкой и заплакала. Но когда Алексей напомнил, что люди с дороги и устали, она забегала по квартире, одновременно накрывая на стол и обустраивая кресло для Ксении. Та не присела, а пошла с ней на кухню, и того недолгого времени, пока они там что-то резали и накладывали, им хватило, чтобы выйти из кухни уже как мама с дочкой. За столом тетушка все нахваливала Родиона, искоса поглядывая на Ксению. В некоторых моментах это выглядело довольно потешно. В конце концов, она громко и восхищенно высказалась о том, какая у Роди красивая жена, на что Алексей тут же встрял с вопросом, а какая же жена должна быть у героя. Все рассмеялись. И у Алексея с женой все наладилось, но она не смогла присутствовать по причине того, что являлась пресс-секретарем серьезного федерального ведомства, улетела в командировку. За столом, конечно, ничего не было сказано о том, почему почти три месяца он отлежал на излечении. Так и болтали за ужином, а потом и за традиционным московским чаем с вареньем из крыжовника. Чай, казалось, не кончится, но в один момент хозяйка обеспокоилась, что гостям нужно отдохнуть, и пошла стелить. Когда Родион чистил зубы, она открыла дверь, держа в руках полотенце, и увидев шрамы на его спине, которые еще не потемнели, а блестели выпуклыми оранжевыми разводами, положила полотенце и пошла плакать в свою подушку вдовы героя-генерала. А их Москва сонная захватила в плен, видимо, устали с дороги, спали глубоко и спокойно.