А Лена Пашу прямо с рук кормила, вилкой отщипывая от большого горячего куска рыбы. Шампанского, конечно, всем не досталось, но запахов было много. Пришел майор милиции, в мундире, портупее и хромовых сапогах. Ему сразу уступили скамейку и сгрудились напротив. Этого человека здесь уважал каждый. Как-то сумел он нести свою службу, оставаясь настоящим человеком при своей немалой власти в поселке. Присев, он высказался, мол, всех любит, каждого будет помнить, желает им любить свою землю и не ошибиться в выборе пути. Было ощущение, что этот человек не отсюда, то ли из будущего он, то ли из прошлого. Но, верно, из прошлого, ибо будущее было для всех тут присутствующих субстанцией ускользающей, и во многом условной. Майор вскоре уехал на магистральный трубопровод, где на каком-то блокпосте что-то произошло. Надо было кого-то спасать, а кого-то ловить, как и положено по той специальности, в которой впереди мундира всегда должен быть виден образ человеческий.
***
После 16 часов была объявлена арт-пауза, ровно в 18 все должны прибыть нарядные, с папами и мамами, в клуб, на праздничный банкет. Павлик остался без попечительницы и побрел гулять по поселку. Тут удивляться было нечему – все стандартно: бегающие дети, беседующие старушки, футбол на придомовой площадке, пара пьяных и продуктовый магазин, да припек песка на солнечных сторонах. По берегу речки бродили рыбачки, и на вареную красную икру ловили жирную, блестящую красноперку. Весеннее воскресенье заворачивало к вечеру, круто цвел иван-чай, обрамляя все это благоденствие розовыми всполохами под слабый ветерок. Павлик весь был в беспокойстве: он ехал сюда с явным намерением целоваться по-взрослому, но теперь был в сомнениях, что решится на такое, слишком Лена была во всем неуязвимая, взрослая и неприступная, но при этом он рассчитывал, что в платьице она будет чуть другой, чем в лосинах в обтяжку. А шокировать, похоже, было ее ремеслом.
Павлик знал, где работала ее мама, и что на рабочем месте она будет до 17 часов, потому решил зайти глянуть со стороны. Мама стояла за прилавком бакалейного отдела, высокая, грудастая и бедрастая. На Павлика она внимания не обратила, будучи занятой, – через прилавок она разговаривала с каким-то мужиком, который хватал ее за руку и ржал, показывая стальные зубы во весь рот. За мужиком стояли две бабушки, явно за мягоньким печеньем, и смиренно ждали. Павлику вдруг захотелось купить бутылку лимонада, но он передумал, сочтя за благо покинуть помещение. Мама Лены была явно не из рода балетной аристократии, но видная и с привлекательным лицом. Зато Ленин на пьедестале выглядел как манекен, неубедительно, похоже, ячейка компартии в этой местности не сумела стать определяющей политической силой, хотя Павлик во время прогулки на одном из балконов видел красный серпасто-молоткастый флаг, который патриотично и строго смотрел на прохожих. Он уселся на скамейку; вход в клуб был при хорошем обзоре, но время еще не пришло, хотя и была уверенность, что у всех все давно было готово, а часовые стрелки прямо завораживали наглаженных и отшипрованных пап в трикотиновых брюках из социалистического реализма.