Справа по куче плит и арматуры ползал кисель огня, он без давления, самотеком, приплясывал и расползался, успевая разогреть битум, который мелкими струйками стекал в щели. В этом огне горел ребенок. Он был жив, но защемленную плитой ножку не мог вытащить. Прибежавший на свет тот самый физрук без паузы кинулся в огонь; не быстро все произошло, но вскоре он уже горел, облепленный черной смолой битума. Физрук упал на колени, вся его левая сторона вместе с лицом горела, он держал в руках мальчика лет пяти, тот был мертв. Физрук завыл и все пытался мальчика поставить на ножки. Потом положил его, поправил ножки и вновь кинулся в огонь, вернулся с ребенком, целым, но уже без признаков жизни. Газ, мало того, что жег, он еще и травил. Последний раз фигура этого феникса показалась, опять же, с ребенком на руках, на состыковавшихся домиком двух искалеченных плитах. Домик пополз вниз, и он прыгнул, держа ребенка на вытянутых руках. Девочка осталась жива, а ее спаситель прямо в прыжке налетел на торчащую арматуру, и она прошла прямо через его сердце. Девочку еле забрали из его окоченевших в мгновение рук. Так он и остался стоять, горя факелом в темноте. Вот так романтика поддала огонька.
И тогда Павлик кинулся бежать, пока не достиг развилки на поселок Восток. На той развилке стоял новенький стальной щит-вразумитель, на русском триколоре хорошо читалась по цветам заигрывающая с прохожими и водителями надпись: «Моя жизнь прошла в атмосфере нефти и газа», а внизу была подпись «Председатель Правительства Российской Федерации Виктор Черномырдин». Под тем щитом Павлик и схоронился в надежде поймать попутку. Его трясло, он одновременно хотел и срать, и блевать. А вдалеке как из жерла ада мерцал огонь. Посрав под себя, и дважды блеванув, он обустроился с расчетом незаметности, и затаился. Что было там, его не касалось, он собирался стать честным тружеником, Героем Труда, но никак не экстремалом-пожарником, и даже Лена это понимала. И сейчас он трясся и ерзал задницей, и в полуобмороке-полусне ему виделось, что на буровую к нему приехала Лена, и колготки на ней были спущены, а помбур все время орал дизелисту поддать оборотов. Оборотов поддали, и Павлик очнулся – вокруг стоял ужасный гул. Под первые лучи рассвета, прямо на дорогу садились вертолеты. Все бежали в ту сторону, а Павел – в обратную. Он сядет в попутный КамАЗ, который уже двинулся за первой партией гробов. Музыка и лирика греха в грохоте садящихся и взлетающих вертолетов в розовой заре вдруг повторили картинку из фильма Фрэнсиса Форда Копполы «Апокалипсис сегодня».