Водитель ждал заказов в третьеразрядной закусочной «Баркарола», где был телефон. Если он находился в рейсе, заказ принимала буфетчица. Система работала неплохо, да только водителю было досадно. Не мог выдерживать вида «заправляющихся» посетителей, поэтому садился в углу спиной к залу и играл сам с собой в шахматы.
— Желаю тебе счастья, — сказала на прощание психолог, и я почувствовала себя счастливой, как только она исчезла с глаз моих. Я не то чтобы её ненавидела, но присутствие сотрудницы исправительного дома, хотя бы и доброй, напоминало о заключении в камере, а это последняя вещь, которую можно было бы полюбить.
Я пошла за Мамой по гравийной дорожке, обсаженной подстриженными кустами самшита, которые образовывали низкую живую изгородь. В наступающих сумерках я разглядела большое застеклённое здание с теннисными кортами внутри и крытый плавательный бассейн с огромным, через всю его крышу, написанным белыми буквами лозунгом. Со стороны дорожки можно было прочесть только окончание лозунга, хорошо мне знакомого по фронтонам пустых коровников госхоза.
«...а люди жили богаче»{27}.
— Ты первая из группы, которую мы ожидаем. Ваш интернат помещается в бунгало, — объяснила Мама.
Здание помещалось на лесной полянке, было обращено фасадом к Реке и давало вид со склона на маленькую пристань и лоскуток пляжа. Оно находилось на территории базы, но было отгорожено от неё двухметровой сеткой, густо увитой побегами вистарии, такой же, как и та, что окружала весь обширный комплекс спортивных сооружений.
— Охренеть! — вырвалось у меня от восхищения.
Дом был одноэтажным с террасой и мансардами. Камень, керамика, дерево и жесть. Но меня действительно ошеломило, когда начали открываться двери, тоже под красное дерево, но ещё более представительные, чем те в павильоне дирекции. Они были двустворчатые, а створки состояли из выпуклых квадратов, вставленных в рамки.
— Сапоги оставь на веранде, — распорядилась Мама.
— Чтобы стащили?
— Не стащат. А это холл, — она указала на просторное помещение без окон, расположенное по оси дома. Сквозь двери, состоящие из пары хрустальных витрин, отделанных по краям чёрной каймой, было видно салон. Прямо по направлению взгляда — камин с карнизами из красного камня с прожилками.
Мебель на изогнутых ножках — я похожую видела на виллах, на которые наводил Кубышка — и пол, как и мебель, в хитроумных разводах разных оттенков, от бархатной черни через шоколадно‑коричневый, бежевый и золотистый до практически белого цвета промытого речного песка.
— Охренеть! Я что, буду здесь жить?!