Я нажала на двери, ведущие на лестницу. Они поддались. Я сбежала в холл. Нижние помещения были закрыты, однако двустворчатые ворота с филёнками, дававшие выход во двор — открыты.
Открыты — забилось у меня сердце. Впервые за много месяцев я находилась одна и не под замком. Нет, кто‑то сошёл с ума или у меня едет крыша, или мне приготовили ловушку. Ну да! Как его там... тест. Что‑то подобное нам задавали психологи в разных Домах.
Тест! Сидят где‑то там и наблюдают, не стащит ли чего-нибудь и не попытается ли удрать этот зверёныш, принятый под расписку вчера, или он всё же умеет смотреть дальше своего носа и живёт не только сегодняшним днём, настоящим моментом.
Дураков нет. Я отставила свою претенциозную обувь и убралась наверх. Не такой я баран, чтобы сейчас же вернуться на нары и к буртам картофеля. Да и кроме того, что тут брать? Кафель со стены, паркетные досточки с пола? Ведь даже лучшие скорлупы и те убрали из кухни. И как отсюда выбраться? Только на такси, которое надо сначала вызвать из Осады, и к кому мне ехать, кто меня ждёт с распростёртыми объятиями, и кто будет рад меня видеть?
Нонна? Она не показывалась с момента второго свидания в первой колонии. Даже открытки и той не прислала. Я знала — ей лучше приехать, чем увязать несколько предложений. Хотя этого и не скажешь по её умению держать себя и хорошо говорить, особенно когда ей это надо, её письменная речь так же корява, как и каракули, которыми она её выражает. Поэтому как чёрт ладана она избегает письменного общения.
И Дедушка не подавал признаков жизни. Писем он вообще никогда не писал.
От него я ожидала не письма, а его самого или новости, с оказией переданной на словах. Но я так и не дождалась ни какого‑либо напоминания о нём, ни обещанной информации о Даме с Камелиями с моего медальона.
Мне было некуда убегать. Наверняка никто не считал дни до моего возвращения. В колонии я выросла из иллюзий, которые гнали меня из четвёртого Дома на поиски один раз виденной Нонны.
— Здесь есть кто-нибудь?
— Конечно! — я выскочила на лестничную площадку, обрадовавшись человеческому присутствию, потому что мне уже становилось не по себе от этой затянувшейся проверки.
— Как ты себя чувствуешь, сиротка? — по лестнице поднимался пожилой мужчина с пузатым баулом, висевшим у него на плече.
— Я разве напоминаю вам, например, про ваш возраст? Я не сиротка. Меня зовут Куница.
— Не сердись. Я кормёжку принёс, — я пошла за ним в кухню, он вытащил из баула хлеб, масло, сыр, контейнеры с яйцами, муку, хлопья, банки с джемом.