Мы с Аллочкой переглянулись и продолжали играть. Звери запрыгивали друг на дружку, рычали, блеяли, заяц ударял в тарелки. Но Аллочке это скоро надоело.
— У тебя куклы есть? — спросила она полушепотом. Кажется, она чего-то стыдилась.
— Нет, у меня только звери.
— Моя кукла осталась дома.
— Поклянись, что никому не скажешь.
— Клянусь.
Я достал спичечный коробок, в котором хранил деньги. На коленях мы подползли к углу, уперлись головами в стену.
— Тридцать копеек, — с важным видом я вернул коробок на прежнее место.
— А у меня дома целых пятьдесят копеек есть, мне мама подарила.
— Зато меня папа в субботу поведет в парк и купит мороженое!
— Мне папа тоже купит мороженое!
— Ничего он тебе не купит, потому что он — алкоголик!
Аллочка толкнула меня кулачками в грудь. В ответ я обхватил рукой ее шею и зажал в «ключ». Она стала вырываться, а я попытался повалить ее на пол. Чьи-то руки схватили меня сзади.
— Перестаньте! — приказал папа.
Пару раз я попытался ударить ее ногой.
— А чего она дразнится!
— Он первый начал, — пожаловалась Аллочка, села на кровать и заплакала. По-взрослому — опустив голову и закрыв лицо ладонями. Тихо, только плечи подрагивали. Я вдруг подумал, что, наверное, так плачет ее мама.
— Игорь, разве можно бить девочку? — пожурила мама.
— е плачь, — бабушка села возле Аллочки и, прижав ее голову к себе, стала гладить.
Разве можно так кого-то гладить, кроме меня? Значит, меня уже никто не любит?! Предатели! На глазах заблестели слезы.
— Эх ты, а еще танкистом хочешь быть. Ты — нюня, — сказал папа.
Такого оскорбления не прощу ему никогда! И слезы в два ручья брызнули из глаз.
— Он сильно перенервничал за день, — сказала бабушка, продолжая прижимать к себе уже притихшую Аллочку. — Пора их укладывать.
— Все, убирай игрушки, — велел папа.
Шмыгая носом, я принялся складывать игрушки. Заяц на прощанье ударил в тарелки — «дзинь». Аллочка, слабо улыбнувшись и хитро стрельнув глазками, присела на корточки рядом и стала мне помогать.
— Помиритесь, — сказала мама, соединяя наши руки.
Наши мизинцы крепко соединились, словно два крючка. Бабушка расстелила постель.
— Может, пусть они спят отдельно? — неожиданно предложила мама.
— Ты что, боишься стать молодой бабушкой? — усмехнулся папа.
— Ну и шутки у тебя.
— Пусть ложатся «валетом», — бабушка принесла еще одну подушку.
И мы легли: я — у стенки, Аллочка — лицом к телевизору (везет же). Поначалу я немножко злился, завидуя, но через пару минут раздался строгий папин голос: «Повернись и спи», и Аллочка послушно повернулась.