– Все. С вашей жизнью мы закончили.
У Леонида, Стасова и Зернова тоже были свои отдельные процедуры. Их Александра выпускать пока не собиралась. Иногда они вместе гуляли, Ромка и Леонид посматривали на забор, на людей около него. Убежать было невозможно. Выход на общую территорию контролировал охранник и всегда запертая дверь. А здесь был забор и небо над ним. Если только улететь. Хотя, честно говоря, “Зверобор” действовал на Ромку так, что бежать его и не тянуло…
Хуже всех приходилось Зернову: он реагировал на “Зверобор” неохотно. Ему показывали кино, жгли при нем целые коллекции игрушек, а он даже вместе с препаратом не мог это победить и всякий раз плакал как ребенок. Потом, немного отойдя, он вспоминал, что Александра сердилась и говорила о нем, как об ошибке, грозилась увеличить дозу, превратив его в натурального сумасшедшего, только лежачего, списать его из программы. Но ничего не менялось.
Как-то вечером Ромка вышел на прогулку и увидел Зернова, сидящего на скамейке. Он дрожал, хотя было тепло. Ромка сходил в палату, принес одеяло и накинул Зернову на плечи.
– Так тепло стало, как будто мать сзади накинули, – сказал Зернов.
Ромка поинтересовался, как дела.
– Я, когда еще жив был, – сказал Зернов, – любил слушать “Колыбельную” Шумана. Знаешь? Не знаешь? Там как будто капельки капают, такая мелодия. И я вот подумал, Шуман… Ему, наверное, очень хотелось спать, раз он сочинил “Колыбельную”. Как думаешь? Он же не написал “Плясовую” или “Съестную”… Да… Ему смертельно хотелось спать. Поэтому он и понадеялся на музыку. Это, может, единственное спасение – уснуть. Только там, во сне, большие шоколадные яйца… Я разламываю их, а внутри – игрушки, игрушки. Новые небывалые коллекции, которые есть только у меня. Пескарь-мечтатель… Он ничего не держит в плавниках, но глаза его, тупые рыбьи глаза, одухотворены. Он мечтает уснуть, как Шуман. Под капли нот. Слон-журналист… Хороший журналист. Он задает один только вопрос: как там – во сне? И валится, подняв одеяло пыли… Ты понимаешь меня?
Ромка часто вспоминал эти слова. Они как-то незаметно сплелись с тем ощущением, которое давал ему “Зверобор”. Его процедуры теперь проходили гораздо легче. Александра крутила ему кино, а там чередовались сплошь заурядные авиакатастрофы, крушения космических ракет, дорожные происшествия. Он смотрел про совершенно обычный голод, таяние льдов, тюленей, набитых пластиком. А сериал про две семьи, одну из которых преследовали сплошные неудачи (непоступление сына, рухнувший балкон) показался ему комедией. Никакого отношения к его жизни они не имели.