Председатель вскочил и стал ходить по комнате, тыча пальцем.
– Это что вот? Стружки в корыте.
– На… на… полнитель кошачий. Чтоб запахи, там, сковывать…
– Вася! Ты себя слышишь? Зайди завтра к Федорову, сделай одолжение. У него двор – наполнитель кошачий. И у всех так же. А это что? Что за бумажки?
– Да это я рассказ пишу. “Пятеро” называется.
– О чем?
– О наших нобелевских лауреатах по литературе.
– Пятеро? Да любой дурак знает… Вот подожди…
Председатель открыл окно: через улицу сидел Митька Пистолет и курил.
– Митька, – крикнул Максим Егорыч.
– А.
– Не подскажешь, сколько у нас нобелевских лауреатов по литературе?
– А ты что же это – кроссворд гадаешь?
– Ага, не пойму, что за цифра загадана.
– Ну, смотри сам: Бунин, буржуй окаянный, потом Шолохов, солнце наше колхозное, дальше Пастернак, чума сумасшедшая, ну и Солженицын, перебежчик проклятый. Четверо. Подходит?
– Ага, спасибо, – Максим Егорыч закрыл окно, – слышал?
Кириллыч понурил голову.
– Ну что я могу сделать, – сказал он только, разведя руками.
– Думай, Вася, думай, тебе сорок четыре года. Пока не поздно еще оно и вылечиться. В Москву, в Ленинград поехать.
– В Санкт Петербург, – чуть не сказал Кириллыч, но вовремя осекся.
– Ладно, спасибо за чай.
– Вам спасибо за сигарету.
– За папиросу, Вася, за папиросу.
–1982-
До мая Кириллыч издергался весь. Его тело чуть не ежедневно проделывало с ним тот же фокус. И всегда каскадом, серией. Первый раз обыкновенно происходил на людях. Кириллыч заходил в старый деревянный магазин за чаем или останавливался у колонки – набрать воды и переговорить с соседом. И начиналось. Порыв, конвульсии, извержение и щемящий неугомонный стыд. Еще два раза происходили дома. В Оградовке потихоньку смирились с этим, тем более, что Кириллыча здесь почти любили. Но сам он ходил нервный, безгранично курил и потерял почти пуд веса.
Как-то вечером председатель снова зашел к нему. В руке у него был какой-то документ, бережно сложенный в несколько слоев.
– Что это? – спросил Кириллыч.
– Да вот жена подсказала, спасибо ей, что у нас на чердаке старый сундук стоит, а там эта карта валяется.
– Что за карта?
– Нашей местности. – Максим Егорыч развернул карту. Ей было лет сто. – Видишь, вот Оградовка. А вот сюда, видишь, если пойти, ага, сюда, сюда, придешь в Рассветовку.
– Хорошо. А зачем мне туда?
– Живет там одна старуха. Ровесница карты этой. Она оберегами промышляет. Кто в будущее заглядывается, она это видит. Делает оберег его, и тот человек к ней приходит. Понимаешь?
– Совершенно не понимаю.
– Да я веду к тому, что она изготовила твою куклу-то и трет тебе по три раза на дню то самое место, а ты и срамишься на всю Оградовку.