Спинельо не мог возражать.
– Вы оправдаетесь перед самим королем, – сказал Аллиага, – я сейчас доложу Его Величеству.
Спинельо испугался такому обороту дела и начал извиняться, но Аллиага знаком приказал альгвазилам вывести его. Сам он тотчас отправился во дворец к королю. В этот день дежурным камергером был родственник герцога Лермы, граф д’Авило. Он, казалось, очень удивился, когда увидел Аллиагу у дверей комнаты короля. Д’Авило заступил ему дорогу и сказал, что ему запрещено его впускать к королю.
– Меня, духовника Его Величества?
– Именно вас.
– Кто же запретил?
– Герцог-кардинал.
– Я уважаю волю герцога, – возразил Аллиага, – но знаю другую, повыше его: волю короля. – И он показал ему королевское повеление.
– Я получил формальное приказание лично от самого герцога-кардинала и не могу не исполнить его.
– Берегитесь, граф, – заметил Аллиага, – вы нарушаете именное повеление вашего государя. Меня к Его Величеству призывает весьма важное дело, и если случится беда, вы будете отвечать.
Граф д’Авило смутился, но не отступил от своих слов.
Получив такой отказ в присутствии многих придворных, Аллиага медленно вышел. Чтоб не наделать шуму, он отправился на половину королевы, прошел через ее спальню в потаенный ход, к кабинету короля. Тут встретил его камердинер Латор и также объявил ему, что короля нельзя видеть.
Аллиага, уже видевший близкое исполнение своих надежд, смутился при этом новом неожиданном препятствии. Он быстро бросился к двери, Латор схватил его за руку, но Аллиага другой сильно загремел ручкой замка и кричал при этом:
– Ваше Величество! Меня, вашего духовника, не пускают к вам.
В кабинете послышались шаги и в ту минуту, когда Латор тащил Аллиага от замка, дверь отворилась, и явился король.
– Я спасен! – вскричал Аллиага.
– А я погиб! – прошептал Латор.
Аллиага бросился в кабинет к королю и дверь затворилась.
– Это ты, мой единственный друг! – воскликнул король с волнением. – Я ждал тебя.
– А между тем так долго не отворяли мне.
– Я… я… не смел.
Филипп как-то невольно прошептал это слово, опустил голову от стыда за свою слабость и несколько минут хранил молчание.
Аллиага изумился страшной перемене и бледному лицу Филиппа.
Король поднял на него глаза, в которых навертывались слезы; Аллиага упал на колени и воскликнул:
– Государь, говорите, что с вами, если я не могу помочь, так по крайней мере умру за вас. Доверьтесь и располагайте мной, Ваше Величество.
– Я очень несчастлив, Аллиага! – отвечал король. В самом деле, со времени отъезда духовника Филипп только и думал, что о герцогине Сантарем, предавался только своей любви и скорби. Лерма между тем управлял по своему желанию. Король объяснил Аллиаге, что к нему никто не входит, кроме Лермы и еще двух преданных друзей: герцога Уседы и графини д’Альтамиры. Аллиага при этих словах побледнел. – Они советовали, – продолжал король, – отказаться от этой любви к мавританке, но ты видишь, что я люблю ее, меня терзает моя страсть.