— А ежели не ждать?
— Дороже, но хотя и завтра. Рыба, мясо. Муки самим мало. Сухарями возьмёшь?
— Сухари, небось, годишные, плесневелые? А муки обоз посылал я вперёд…
— В казну забрали тот обоз. Оголодал народец. Едва не взбунтовались. Дьяка наказали за то. Не обессудь, не углядел, звиняй.
— «Вот проныра дьяк», — подумал Санька.
— Да, ладно… Отпишу государю, о том, обожду обоз с новым хлебом. Пока здесь поживём на харчах казённых. У меня полторы сотни всего, воев-то. Они, правда, по походному разряду питаются, да бабы, к тому ж. Молоком государь отписал их поить. На то и это грамоты с печатями и рукой государевой имеются. Ни што, поживём до лета. Заодно ты мне дела княжецкие покажешь, книги пенные (налоговые), разрядные и землеотводные. Может, что неладное угляжу, подскажу как поправить.
По мере Санькиной речи дьяк потел всё больше, но испуга не показывал.
— «Крепкий мужик!», — решил Александр.
— Что мы всё о делах? Уж полдень, а мы не бражничали! — Встал со стула Тараканов. — Ступай за мной.
Они спустились по узкой каменной лестнице на три пролёта и попали в большой зал с маленькими оконцами под высоким потолком. В зале стояла прохлада подземелья и накрытый обеденный стол, освещённый вертикальными косыми лучами полуденного солнца.
— Тут отобедаем. Сейчас сыны спустятся. Они хоть и постарше тебя, но вы подружитесь. А тебе сколь годков?
— Пятнадцать.
— Велика честь государева тебе, боярыч, досталась. Не по годам, по разуму, да по делам. Наслышан я и про дела твои в Коломенском. Добрая молва идёт. А коль дорогу на Ивангород подчинишь, да город в устье Норовы поставишь, всем угодишь.
— Кроме псковитян, — ввернул Санька.
Дьяк дрогнул в беззвучном смехе животом.
— То, да… Но Новгородцы все в ноги поклонятся. Знаешь, что это было?
Тараканов обвёл зал руками.
— Винный погреб. А как с Ганзой рассорились, умирает торговлишка в Новогороде. Прорубил окна и от жары спасаюсь.
— Всё вино извёл? — Удивился Санька, поглядывая на прикрытые створки огромных двойных дверей.
— Осталось чуть-чуть, — усмехнулся дьяк. — Ты правильно смотришь! Там закрома! Да Московиты больше квас, мёд, да пиво. К крепком винам и пивам, особенно англицким, не привыкши.
— Англицкое пиво? Не слыхал.
— Сам пьёшь ли?
— Пью, но не крепкое. Сам пиво варю, ячмень, хмель выращиваю.
— К пиву немцы придирчивы. Наше не всякое пьют. Один у нас для них пиво варит. Но мало немцев стало.
По той же лесенке вышли в зал трое дюжих боярских детей лет по сорока и пятеро по молодше, видимо внуков. Прислуга вкатила через маленькие двери бочонки, поставили на треноги и повкручивали в днища краны. Санька оценил. В Москве вышибли бы дно и делов. Культура…