— Кто здесь?! Кто здесь?! Кто здесь?! — кричала она все громче, надрывая голос, но только эхо возвращалось к ней, жгучее, словно удары хлыста.
Она сидела на полу, обхватив колени руками — как в детстве.
— Кто здесь? — шептала она.
Здесь не было никого.
***
Алиса плакала всю ночь напролет, бросив чемоданы в коридоре, плакала взахлеб, задыхаясь в приступах истерик, свернувшись калачиком на кровати, кутаясь в плед и одеяла, плакала в подушку и телефоны подруг, пока не забылась глубоким сном без сновидений, тем, что спасает от воспоминаний, тяжелых мыслей и боли. Она спала удивительно спокойно, не ворочаясь и не вздрагивая во сне, дышала спокойно и ровно, и лицо ее было, совсем как в детстве, светлым.
Всю ночь до утра чья-то заботливая рука нежно гладила ее по волосам, тихо-тихо, совсем неслышно, едва ощутимо. Она дарила покой, словно укрыла ангельским крылом.
Алиса проснулась ближе к обеду с легким сердцем и твердым намерением жить дальше. Долго и счастливо.
***
Бросив машину на той стороне улицы, она, на ходу заворачиваясь в черный мех, моментально припорошенный пушистым снегом, во мгновение ока проскочила проезжую часть и очутилась прямо у дверей кондитерской. Было 8:40. Золотистая табличка с той стороны стекла гласила «Закрыто», а чуть ниже, как бы в оправдание: «Режим работы с 09.00 до 23.00», но официант уже открывал ей дверь.
— Доброе утро! — радостно бросила она ему, садясь за столик у окна. — Чудная погодка, не правда ли? — и звонко рассмеялась.
— Не правда, — официант усмехнулся, снова закрывая дверь на ключ.
— Как обычно?
— Что? — она уже не здесь — каждый раз одно и то же.
— Вам как обычно?
— Да, конечно.
Ее здесь нет.
Латте и побольше сахара, пожалуйста. Одна и та же гостья в одно и то же время, одно и то же «Латте и побольше сахара, пожалуйста».
Она приходит сюда каждый день провести 20 минут наедине с собой. Завтракать она себя так и не приучила, и поэтому только кофе и сливок побольше, и сахара, конечно. Это уже на кофе мало похоже — «Латте».
За окном падал снег. Она уносилась далеко-далеко. Она неслась все быстрее и быстрее и ее мысли-образы становились все более смазанными, превращаясь в большие яркие пятна света всевозможных цветов, таких, которые, казалось, ей даже не снились. Они сменяли друг друга снова и снова, пока глаза не заболели от невыносимой ряби, и снова был снег. Большой и Белый. Снег.
Она спрятала лицо в черный мех манто, словно кошка, закрывшая лапой нос. Это к холодам.
Кто-то смотрел на нее. Его взгляд был тяжелым, внимательным, она чувствовала его на себе.