Звяк. Звяк.
Танцующий Вентилятор продолжал плясать по комнате и отбивать резиновыми ножками все тот же синкопированный персидский ритм, который я слышал весь вечер, но разбудил меня не он.
Я неслышно вышел из комнаты, стараясь по возможности наступать на коврики. Плитка под босыми ногами была холодная.
Звяк. Пш-ш.
Звуки раздавались из кухни.
– Мам?
Мама в халате стояла у раковины, натянув до самых локтей ярко-розовые резиновые перчатки Маму. Ее волосы все еще были убраны в повседневном стиле по-персидски – сплошной каскад кудряшек, хотя несколько локонов все же сумели выбиться из аккуратной прически.
Справа от раковины высились настоящие Ворота Всех Наций из кастрюль, сковородок, тарелок, стаканов и чашек.
Целая гора чашек.
– Привет, сынок.
– Чем это ты занята?
– Не могу заснуть.
– Можно помочь?
– Все в порядке. Иди спать.
Я видел, что это не более чем таароф.
– Мне тоже не спится.
– Ладно. Вытри их, пожалуйста. – Мама кивнула в сторону больших блюд на сушке. – Можешь складывать их одно на другое на столе.
Я вынул кухонное полотенце из ящика возле плиты, потом взял керамическое блюдо для риса и принялся его вытирать. Это было огромное белое блюдо с концентрическими кольцами из крошечных зеленых листиков.
– Эй. А не его ли мы отправили сюда в прошлом году с семьей Ардеканис?
Мама подвинула очки на переносице той частью руки, которая не намокла в раковине.
– Да. Подарок родителям на годовщину свадьбы.
– Ах да.
Маму и Бабу были женаты уже пятьдесят один год.
Я подумал, сколько раз они, должно быть, ссорились и сколько раз друг друга прощали.
Подумал о том, сколько тайн друг друга они знали, тайн, о которых другие даже не догадывались.
Подумал, что, возможно, они не смогут отпраздновать пятьдесят вторую годовщину своей свадьбы.
– Мам?
– Да? – В ее горле что-то сжалось, как в хвостике воздушного шара, который кто-то сдувал.
– Мне очень жаль. Я по поводу Бабу.
Мама покачала головой и начала тереть кастрюлю для супа с таким остервенением, что могла бы ненароком проделать в ней дыру.
– Нет. Это мне жаль. Жаль, что я раньше не привезла сюда вас с Лале. Несправедливо, что вы увидели его только в этом состоянии. Такого усталого. И… ну, ты сам все видел.
Она перестала тереть и сдула прядь волос с лица.
– Да.
– Врачи говорят, ему будет становиться только хуже.
Я сглотнул, ища сухое место на полотенце.
– Знаешь, что я вспомнила?
– Что?
– Однажды, когда мне было лет семь-восемь, мы с Махваш пошли играть в парк. Мы с детства дружим. Я тебе рассказывала?
Этого она не рассказывала.