Пришел такой день, когда Платон Николаевич предупредил всех, что на следующий завтрашний урок не надо являться в училище — с утра они отправятся в Красный лес, где и проведут день до вечера. Разговорам по этому поводу не было конца.
— Завтра экскурсия в Красный лес! — с нескрываемой радостью сказал Павел Миле.
— А ты как будто сроду не видел его?!
— Ну, видел. Ты хлеб тоже видела — растет и растет… А много ты знаешь о нем? Так и с лесом. Вот недавно Платон Николаевич читал нам одну книжку про хлеб. Название у нее какое-то интересное, сразу и не вспомнишь. Что-то про похождения хлебного куля. Нет, я обязательно пойду завтра в лес, — закончил Павлик.
Что-что, а землю, на которой он рос, мальчик уж знал хорошо. Казалось, не было во всей округе места, куда не совершали бы они с Васей время от времени своих вылазок. Кроме воли, свободы от взрослого глаза, манила и притягивала их к себе тайная и скрытая от человеческого ока жизнь всякой твари. Кумпанов лиман, Великий, растянувшиеся цепочкой между Красным лесом и крайними станичными хатами оглаженные временем курганчики, неизвестно кем и в какие времена насыпанные, прозванные в народе Рясными могилками. Как только сходит вода в кубанские берега, опасно ходить по тропкам, сразу же облюбованным клубками змеиных выводков.
И еще был лесок. В отличие от Красного войскового он принадлежал станичному юрту и не так давно еще охранялся по распоряжению их отца в пору его атаманства. Эти угодья страдали от безжалостных порубок и потравы и теперь представляли собой неприглядное зрелище. По углам торчали полуразвалившиеся сторожки, жалкие и заброшенные. Да царство пеньков, больших, маленьких, трухлявых и совсем недавно появившихся. Павлуше надолго запал в сердце этот мирок, обреченный, но все еще цепляющийся за жизнь кустами дикого хмеля и ожины, шиповника. Сухие былинки под ногой, и на каждой кузнечик, готовый прыгнуть подальше от опасности. И множество гнезд, искусно свитых из мягких травинок и конского волоса прямо на земле. Притихшие и незаметные сразу, некрасивые желторотые птенчики еще без пера. Другие, чуть подросшие, научились тянуть кверху головки, держа их еще неуверенно. А как завидят протянутый к ним палец — думают, верно, что это родительский клюв. И принимаются пищать что есть мочи, разинув красные зевы до самой глотки…
Издалека видна среди зеленого поля белая тужурка преподавателя. Фуражка с кокардой в левой руке, правой подбирает рассыпающиеся время от времени черные как смоль волосы. Когда говорит, сквозь усы и смуглую бородку проглядывают ослепительно молодые зубы. Пока идут к лесу, позволена реалистам некоторая вольность — расстегнуты тугие воротнички форменок, идут кто с кем пожелал рядом — и по двое, и по три. И близится лес, и нивы отступают, и угадывается подкова Кубани…