К концу мая ждали наводнения. Но на этот раз обошлось. А бывали годы, и довольно часто, когда мутной грязной водой подкатывала Кубань к Красному лесу горские снега, и тогда серебряный трезвон колоколов деревянной церкви натужно, призывно бил тревогу, разливался по станице, долетал до дальних кошей, сзывая на сборную площадь. Стар и млад подымались тогда, запрягали подводы, бросали на них топоры, вилы, лопаты, все имевшиеся под рукой мешки и чувалы. Всем миром отправлялись к Красному лесу и дальше, за него. Добирались уже по воде, и вот там начиналась борьба, отчаянная, лихорадочная битва с наводнением. Рубили в ближнем лесу хмыз[1], подвозили его к прорвам, вбивали, стоя по пояс в воде, колья, делали плетни, набивали мешки песком и землей, бросали в эти прорвы, пока те не успокаивались. Вода поступала через низкий берег все напористей, затопляла стоявшие стеной хлебные поля. Тут и там плыли копны сена, потом вдруг переворачивались, на глазах превращались в большие разорванные клочья на плоской водной поверхности.
Вдоль невидимого теперь берега Кубани копошились люди в холодной до боли в костях воде. Крики детей, плач и гомон баб дополняли картину сутолоки и неразберихи. Больше всех страдали, конечно, те, чьи нивы оказались на низких местах в роковом соседстве с покатым берегом. Где тонко, там и рвется! В такое время хутора и сады и без того обделенных при нарезке земли казаков можно было узнать разве что только по верхушкам деревьев да беленым трубам и гребешкам крытых камышом хаток.
В такие тревожные дни нередко можно было услышать причитания и плач. Оплакивали утопших. Тонули и в другие дни после наводнения, особенно дети. Случалось это горе уже тогда, когда большая вода спадала, оставляя огромные лужищи в балках и падинах. Тут же плескались гуси, перемежаясь с детворой, брошенной без присмотра. И редко случалось, чтоб кому-то из особо удачливых выпадало счастье подстеречь отставшую от ушедшей воды рыбину…
НА ЗАРЕ
Помимо молвы и всего, что сохранилось в памяти редких теперь старожилов о самой станице Ивановской того времени, когда родился Павлуша Лукьяненко, есть сведения и о более ранней поре, той самой, когда еще первые запорожцы заселяли кубанскую землю.
Чтобы такие богатые рыбой, солью и дичью места, к тому же еще никем и никогда не обжитые, да были не-знакомы запорожцам ранее того часа, когда в Петербурге им наконец подписали в конце июня документ на право владения кубанскими землями, — в то трудно поверить.
Кошевой атаман Захарий Чепега спешил, посылая ранней весной премьер-майора Мокия Гулика для рекогносцировки на Тамань. Заполучена желанная грамота, и через месяц, в августе того же года, запорожский полковник Савва Леонтьевич Белый усаживает более трех тысяч казаков на полсотни байд, и вся команда отправляется в нелегкий путь. Капитан бригадирского ранга Павел Васильевич Пустошкин должен был способствовать благополучному приплытию к таманскому берегу, что и совершилось 25 августа 1792 года.