Кто- то приносил ему передачи. Он мне говорил, что это «заказы с работы», я верила. Мы ели яблоки и целовались. Мы уминали копченую колбасу, мы резали сыр перочинным ножом тонюсенькими пластинками. Я не задумывалась откуда этот сыр, откуда колбаса. С работы, так с работы. Мне в моем городе, где я теперь преподавала химию в технологическом училище, никто таких заказов не давал, но какое мне было до этого дело?
Те ночи. Теплые волны опьянения, медовым ореол вокруг обычного желтого колпака настольной лампы, узенький серпик луны, прекрасно различимый с кушетки и улыбающийся в мое запрокинутое на подушке лицо. Из маленького радиоприемника неслись новости про шахтеров, стучащих касками на подступах к Москве, а мы выключали шахтеров и ловили хриплый с перебоями джаз, или Талькова, «Алису» и только входящий в моду «ЧайФ». С утра меня возили в разные кабинеты на разные этажи, осматривали врачи, делали снимки, брали анализы, но это все казалось неважным. Я ждала вечер. В отделении наступала тишина, сестры делали вид, что ничего не видят, в кабинете включалась лампа, открывалась форточка, чтобы впустить растущий месяц, раскладывались на больничной тарелке яблоки с крошечными крупинками на поверхности разреза, расстилалась кушетка, а подушку и одеяло я тащила с собой из палаты…
«Были вы счастливы на этом свете?»
«Была. Очень недолго».
«Тогда вам в ад».
«За что?»
«А в рай у нас попадают только несчастные люди».
«Тогда нельзя ли хоть чуть- чуть повторить то, за что меня отправляют в ад?»
В операционную я поехала самым счастливым человеком на свете. Пожилой анестезиолог с суточной щетиной на щеках ввел мне в вену волшебное зелье и приказал считать. Я считала и представляла, что бегу на своих прежних прекрасных ногах, перепрыгиваю через барьеры.
Когда я открыла глаза, рядом с моей постелью в палате сидела мама.
– А где…?
– Тише- тише, все хорошо. Операция прошла успешно. Хочешь пить? – Она выдавила в стакан четвертинку лимона.
– Я сейчас пристрою ширму и попрошу, чтобы тебе сделали укол.
Моя деятельная мама отгородила нам уголок в палате. Интересно, где она взяла молоток, гвозди и веревку, чтобы повесить на нее простыню,? Неужели привезла с собой?
– Ко мне никто не приходил?
– Нет. Врач сказал, что зайдет через час.
– Нет, не врач…
– А кто?
Я не хотела называть имя. Свет лампы, яблоко, мои руки на его спине. Для меня само имя было любовь.
Потом послышался голос соседки по палате.
– Парень тут один к ней ходил. Очень уж она с ним сдружилась перед операцией, хе- хе… – Послышалось нежное поросячье хрюканье, и будто из теплого хлева вырвался в морозный воздух парок.