Но внешне я была спокойна.
Вместе с лечащим врачом меня осматривал и известный профессор. Они заходили вдвоем в палату, мама просительно заглядывала обоим в глаза. Мой врач подкручивал какие- то винты в моём пыточном агрегате, чтобы растягивалась кость, профессор наблюдал. Когда я морщилась от боли и закусывала губы, он ободряюще похлопывал меня по плечу, но иногда промахивался и попадал по голове. От профессора пахло мылом, чем- то медицинским и колбасой. Наверное, перед тем как прийти ко мне, профессор завтракал.
В целом мое состояние становилось лучше. Физическая боль уменьшалась, душевная же спряталась и стала засыхать где- то внутри меня, покрылась коркой однообразных больничный дней, скучных завтраков и обедов, подкручиванием агрегата, судном, которое было для меня проблемой. С облегчением я узнала, что мать сняла где- то комнатушку. Исчезли стулья возле моей кровати, веревка и ширма. Теперь она не была все время со мной в палате, и для меня это было легче. Мне казалось, она видит, что я притворяюсь. Внутри меня появилась не видимая глазу, но тягостная и хорошо мной ощущаемая дрожь. Я опять стискивала зубы, мне казалось, если я расслаблюсь, они застучат. Главным для меня стал самый незначительный шум в коридоре, любые шаги, чужие разговоры. У меня обострились слух и зрение. Мне казалось, что из своей палаты я вижу не только коридор моего отделения, но и все лестницы, лифты и закоулки больницы с первого до последнего этажа. Но больница, не смотря на свою переполненность, оставалась пустой для меня – моего друга в ней не было.
Недели через три мне разрешили вставать и немного ходить с костылями. Однажды я шла по коридору мимо знакомого кабинета, и вдруг мне показалось, что мой друг там, я даже слышу его голос. Я стояла под дверью и ждала. Проходящая медсестра посмотрела неодобрительно. Очевидно, болезнь делает людей пугливыми, неуверенными в себе. Я вдохнула, как будто собиралась забросить мяч в корзину, и заглянула. Мой лечащий врач в одиночестве сидел за своим столом и пил чай.
– Что тебе, Захарова?
Я втянулась на костылях в милую мне комнату, повела глазами влево- вправо и вышла.
Стал известен срок выписки. Моя измученная мама обрадовалась.
– Майя, билеты брать на поезд или на самолет?
– Если достанешь, на самолет.
– В поезде можно лежать, а сидеть в самолете тебе может быть неудобно.
– Ничего. – Теперь я хотела как можно скорее очутиться дома.
Наконец наступил день последней встречи с врачом.
Я пришла в ординаторскую за документами. Мой лечащий врач впервые посмотрел на меня не как на прооперированную больную, как на человека.