4 мая 1960 года — 9 февраля 1962 года
Опять поехал в Новосибирск к архиерею с просьбой. И тут, на моё счастье или на беду, прибыл благочинный Красноярского края. Стал меня приглашать. Я, конечно, согласился. И вот после Троицы я уже с полным расчётом явился в Красноярск.
Регистрацию получил сразу и тут же приступил к своим пастырским обязанностям, — с удовлетворением записывает в дневник о. Серафим.
Будучи 30‑летним иеромонахом, был назначен в Покровский кафедральный собор Красноярска.
Прослужил почти два года. Многое можно было бы припомнить за эти два года. Но остановлюсь лишь на немногом. Квартиру отвели вместе с дьяконом. Но я переночевал там лишь одну ночь. Убежал на другую, не мог с ним лишь из‑за того, что он курит, как мужик.
Теперь один.
Келья — в церковной ограде. Тепло, хорошо. И отдохну, и помолюсь: никто не видит. А на службе бываю каждый день.
Вот так и текли мои денёчки. Много было всяких приключений. А тут ещё Господь дал мне смелости говорить проповеди. Говорю при каждом удобном случае: и при крещении, и при отпевании, и при венчании. Батюшки стали подшёптывать, потом склонять, а потом и доносить, куда не надо было.
Один раз даже вызвали меня в крайисполком. Официальное лицо мне заявило там:
— Вы, кажется, очень увлекаетесь проповедью?
— Нет, — говорю.
И всё‑таки как‑то Господь помог убедить его, что я невиновен.
В Покровском же кафедральном соборе Красноярска после окончания Одесской духовной семинарии служил отец Александр Пивоваров.
Я, как и протоиерей Александр Пивоваров, родом из Алтайского края, — вспоминал отец Серафим, — а, значит, мы — земляки. Нас сроднила вера в Бога, мы многие годы служили у святого Престола Божия в священном сане. Два года мы прослужили вместе в Красноярске. А в 1961 году, во времена Хрущёва, храмы начали закрывать повсеместно, в том числе и в нашей епархии. Настала очередь закрытия и нашего Покровского собора.
Мы с отцом Александром по своей молодости, ревности о вере проявляем энтузиазм: пытаемся защитить собор. Приглашаем людей стоять на страже. Не знали мы, что уже были подготовлены документы к плановому закрытию. Мы же уполномоченному по делам религии всю картину «закрытия по просьбе трудящихся» испортили.
Листовки на машинке отпечатали: «Все встанем на защиту собора и не дадим его закрыть».
И распространяли их среди верующих. Назавтра же одна из листовок оказывается на столе у уполномоченного.
И почему‑то вдруг ему показалось, что это дело моих рук:
— Это отец Серафим затеял!
В то время у меня как раз была немецкая печатная машинка, купленная в комиссионке. И у отца Александра была новенькая машинка.