В 3 часа мы вышли из Москвы. Но двигаться было невозможно, дорога была загромождена повозками — они все принадлежали нашим армейским мародерам. Будучи в трех лье от Москвы мы услышали страшный взрыв.[75] Сотрясение было таким сильным, что земля вздрогнула под нашими ногами. Говорили, что под Кремлем было заложено 60 тонн пороха,[76] к ним еще 7 пороховых дорожек и разложенные на бочках горючие вещества. Наши 700 поджигателей, с огнем в руках, нашли здесь свою смерть. Все они были каторжниками.
В 3 часа мы вышли из Москвы. Но двигаться было невозможно; дорога была загромождена повозками, которыми в изобилии запаслись все наши грабители. В 12 верстах от Москвы мы услышали страшный взрыв. Толчок был таким сильным, что почва задвигалась под нашими ногами. Говорили, что под Кремлем было заложено 60 пороховых бочек с семью пороховыми приводами и горючими веществами, разложенными на бочках. Наши 700 поджигателей, забранные с трутом в руках, нашли здесь свою смерть. Все они были каторжниками.
Повозки загромождали дорогу на протяжении 12-ти лье. Когда мы добрались до нашей первой остановки, я уже достаточно намучился со своей каретой, поэтому я приказал перенести всю провизию на лошадей, а карету сжечь. После этого мы могли уже двигаться намного быстрее. Приложив невероятные усилия, мы, наконец, достигли главного штаба за Можайском. На следующий день Император вышел на поле сражения под Москвой и горько вздохнул, увидев непогребенных мертвецов. 31 октября. В 4 часа дня мы пришли в Вязьму. А 6-го ноября со всей своей суровостью на нас обрушилась русская зима. Император часто ходил пешком в окружении своей гвардии, он, опираясь на трость, шел за своей каретой. А мы шли по дороге вместе с офицерами кавалерии. В невероятно жалком состоянии 9-го ноября мы вошли в Смоленск. На местах привалов почти ничего не было, лошади умирали от голода и холода, и когда мы приходили к какому-нибудь дому, они с жадностью поглощали солому. Мороз усилился — 17 градусов ниже нуля.[77] Это привело к большим потерям во всей армии. Смоленск и его окрестности были переполнены мертвыми. Я, как мог, старался поддерживать себя. Наши лошади падали на лед. Когда мы проходили через чей-то бивуак, я взял топор и снял со своей лошади подковы, чтобы она больше не поскальзывалась. Для чая у меня имелся небольшой котелок. Прибыв на то место, где остановился Император, я развел костер и посадил рядом с ним погреться моего генерала. Затем я положил в котелок снега и поставил его на огонь. Какая же отвратительная вода получается из растопленного на дымящем костре снега! Когда вода закипела, я добавил в нее чай. Потом сахар — и так получил несколько чашек вкусного чая. Мы пили чай каждый день. Всю дорогу до Вильно я не старался обзавестись друзьями, но они пили мой чай. А взамен я получил 10 голов сахара. Это были три капитана, смерть разлучила нас, а это значит, что я остался один из всех четверых выжил только я.