Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 (Куанье) - страница 85

Она взяла мои пятнадцать су и пошла за бутылкой вина. Как только она вышла из дома, я сразу же разделся и обмотал свою голову платком. Я завалился в ее постель и начал дрожать так сильно, как только мог. Вскоре мадам вернулась, и увидев меня в своей постели, она тотчас начала кричать. Затем она пошла за своими жильцами и посовещалась с ними. Они сказали ей, что ей следует отпаивать меня очень сладким теплым вином, сварить для меня хорошего бульона и хорошо закутать, потому что меня бил ужасный озноб. Эти злые существа наслаждались горем несчастной женщины. Вечером они навестили меня, а мадам всю ночь провела в своей гостиной. Утром она вернула мне мои пятнадцать су, и отвела мне отдельную комнату. Все соседи были в диком восторге от разыгранной мною комедии.

Мы отправились в Кле,[53] а из Кле в Порт Сен-Дени, где нас ждали парижане — в нашу честь строилась Триумфальная арка. На Елисейских полях стояли палатки с приготовленными для нас столами, уставленными блюдами с холодным мясом и запечатанными бутылками вина. Но, к сожалению, лил такой дождь, что все тарелки заполнились дождевой водой. Есть мы не могли, но открыли бутылки и пили стоя. Мы выглядели очень жалко — словно мокрые утки.

Три наших батальона отправились в Курбевуа, один остался здесь. Император дал нам немного отдохнуть, и мы получили новую униформу. У нас состоялось несколько блестящих парадов. Прекрасный Париж дал нам великолепный обед под сводами галерей Плас-Рояля. Всего было в изобилии. Вечером мы пошли в Порт Сен-Мартин на комедию. Пьеса рассказывала о переходе через Сен-Бернар, и мы видели спускающихся с горы добрых монахов и следовавших за ними их огромных собак. Глядя на этих капуцинов и их собак, я почти поверил, что я тоже сам тащил эти пушки. Я аплодировал и топал ногами. Мои товарищи удивились: «Ты, что, спятил?» Я ответил им: «Видите ли, я видел их на горе Сен-Бернар — и этих великолепных собак, и тех самых монахов».

Перекличка состоялась только в два часа ночи, никого не наказывали, а все наши мелкие провинности были прощены.

В знак своего уважения, к Наполеону прибыли дружественные ему принцы, и он развлекал их великолепными парадами. Нас направили охранять их резиденции, и каждый из них всегда нам что-нибудь давал, кто больше, кто меньше. Из всех этих высоких персон мсье Камбасерес[54] был самым скупым — он никогда не давал охранявшему его комнату часовому больше чем полбутылки вина. И, естественно, мы были очень недовольны, когда настала наша очередь охранять его дом.